Я сглотнул.
Лестница растворилась вслед за сумраком. Перед нами теряясь в тусклом свечении фонарей протянулся трюм. Почти такой же, как настоящий, только раз в десять длиннее и шире. Его от края до края перегораживали высокие старые шкафы с рассохшимися дверями. Между ними оставались узкие проходы, в которые я едва протиснусь боком. У стен выстроились гнилые бочки, накрытые сетями. Мешки, вёдра, бухты канатов, скрученные ковры с сундуками. Я зябко вздрогнул. Балки, перетянутые верёвками, протяжно скрипели. А за шкафами мигая бледными сполохами выделялся зелёный камень, изъеденный серыми, белыми и чёрными прожилками, закручивающимися в кольца.
– Чувствуй себя, как дома, – беззаботно проговорил дядя. – Скоро моя жизнь станет твоей!
– Постараюсь, – запинаясь, ответил я.
Дядя дотянул меня до диковинного камня. Вершина как шляпка гриба, а ножка как перевёрнутый бутон цветка.
– Зачем мы здесь? – заинтересовался Евлампий.
– Чтобы передать ученику знания! – провозгласил Оливье. – Удостоверимся, что он достоин такой чести?
– Как? – заволновался я.
– Через ритуал, – успокоил дядя. – Не дёргайся, тут не междумирье, никто не укусит. Клади руки на камень и повторяй за мной.
– Это что, объединяющий камень? – удивился Евлампий.
Дядя закивал.
– Что он объединяет? – запутался я.
– Жениха с невестой, – растолковал голем.
– Шутишь? – удивился я.
– Нет! Молодожёны приносят на нём клятву.
– Вот-вот, – поддержал Оливье. – Поклянись, что не предашь своего старого учителя.
Я с сомнением перевёл глаза. Не хотелось трогать гриб. Несмотря на мёртвую серость, в нём скрывалось жуткое подобие жизни. Как жениться, касаясь этого?
– Всю ночь здесь будем торчать? – расстроился дядя, улыбка сползла с его лица, а глаза беспокойно забегали. – Ужин пропустим!
– Без ритуала никак? – уточнил я.
– Ты мне не веришь? – обиделся Оливье.
Он завернул ус, сверля меня глазами.
– Я открыт и честен, – добавил он. – Ты мой ученик. Без ритуала в хранилище не войдёшь, «домовой страж» передавит тебя на сосиски. И корабль не подчинится, гремлин, знаешь ли, с кем попало не якшается.
– Но… – начал я.
– Мы должны закончить своё дело, – продолжил за меня голем.
– Спустить флаг, – сдался Оливье. – После ритуала я отдам символ свободы.
Я кивнул, а голем ободряюще похлопал меня по шее.
– Победили, – прошептал он так, чтобы не слышал дядя.
Я положил руки на гриб.
– Повторяй за мной! – торжественно молвил Оливье. – Посвящаю свою жизнь хранению вкуса.
Я так и сказал.
– Клянусь хранить знания и умения, переданные учителем. Обогащать их! – продолжил дядя. – Беру в свидетели своего учителя и присутствующих духов, клянусь не раскрывать полученных знаний. Ставлю свою жизнь, свой дух и всё, чем являюсь, на службу искусству вкуса!
Я повторил. Гриб запульсировал, отвечая на каждое слово и разгораясь малахитовым огнём.
– Неправильный объединяющий камень, – пробормотал голем.
– Соединяю свою жизнь и дух с духом учителя!
Гриб под ладонями потеплел.
– Мы станем неразделимы! Его жизнь – моя жизнь. Его дух – мой дух! – бубнил Оливье.
Я замялся. Камень размягчился и пальцы проваливались в шапку гриба, липли и чесались.
– Повторяй! – приказал дядя.
Но я хотел только оторвать руки от объединяющего камня. Тянул, тянул, но ладони будто приклеились к грибу. |