— Итак, — голос толстяка стал деловым и суровым. — Прежде всего, сэр, не соблаговолите ли сообщить мне свое имя и цель прибытия в наш тихий, богобоязненный городок? Я, надеюсь, язык Ваш еще повинуется вашему рассудку? Ибо Кабан…

Я с трудом прочистил горло, смачно сморкнулся на «его» территорию и прохрипел:

— А не пошел бы ты, дядя, куда подальше!

Лицо его передернулось. И тут поехало!.. Давно я не слышал такой тарабарщины.

— Велики грехи наши, и нет прощения Господа нашего за неправедные дела, за кои грядет расплата великая, ибо нет места, где скрыться можно было бы от Суда праведного, от руки карающей, от огня небесного. Ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано, сын мой, в тот час, когда слуга Божий вершит Суд вознамерится над детьми Дьяволовыми, сюда явившимися из геенны огненной! Свет прийдет в мир; но люди более любят тьму, нежели свет, потому что дела их и помыслы злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы.

Это был прирожденный оратор! Сколько энергии, чувств, экспрессии! И эффектные паузы, где необходимо, и закатанные к верху глаза в религиозном экстазе, и воздетые к небесам волосатые ручищи.

— Покайся, Валентин Котовски, и спасен будешь, и славу обретешь неслыханную, и души, захваченные тобой не по желанию твоему, но по приказу Сатаны, Князя Тьмы, вновь с телами воссоединятся своими, и херувимы…

— Сам придумал или кто подсказал? — не выдержал я. Терпеть не могу подобную галиматью. — И можно помедленнее? Мне что-то не все ваши тезисы ясны, святой отец. Прежде всего, какое отношение ко мне имеет… как там бишь этот… Валентин… э-э-э…

Падре осекся, насупив брови.

— Мистер Котовски, смею вас заверить, вы находитесь в сетях Дьявола. Я искренне верю, что не сознаете вы в полной мере положение свое, но крайне необходимо покаяться, как велит Слово Божие.

— Меня зовут Роберт Хампердинк, я приехал сюда на симпозиум по проблемам парапсихологии. Уверен, это какое-то недоразумение! — сказал я, особо не надеясь даже на малейшее взаимопонимание. — Я требую выпустить меня отсюда! Это попирание всяких человеческих прав! Я буду жаловаться.

— Ну-ну-ну, мистер Котовски, вы же взрослый человек, офицер секретного неправительственного агентства, этого грязного, лживого, отвратительного прибежища Сатаны… Вы должны уважать силу и, в особенности, определенные обстоятельства. Такие, как сейчас. Не спорю, сын мой, в вашей практике случались ситуации и похуже, но это не тот случай. Гм… Ибо не стало праведного, ибо нет верных между сынами человеческими. Ложь говорит каждый своему ближнему; уста льстивы, говорят от сердца притворного. Но настает час, когда за все на свете придется держать ответ нам перед Господом Богом нашим и никуда не скрыться от вящего ока его…

Так. Следовало собраться с мыслями. Не хватало мне еще каких-то «левых» приключений на голову перед самой Операцией! Ни о каком Валентине Котовски я и слыхом не слыхивал и нюхом не нюхивал, как пить дать. А что на счет Агентства, так мало ли подобных заведений на бескрайних просторах нашей Земли-матушки… На пушку берешь, начальник!.. Может, какие-то старые делишки всплыли? Маловероятно, хотя… Может, это испанцы? Не похоже. Или «Дюпон и сыновья»? Вряд ли. А если это Большой Билли? Кажется, он страстный любитель всяких приколов. Этот падре вполне в его репертуаре. Тогда плохи мои дела.

— Я вам еще раз повторяю, что меня зовут… — начал было опять я, пытаясь оттянуть время, но этот тип вскинулся вдруг и вперил в меня свой указующий жирный перст с грязными обкусанными ногтями, слегка подрагивающий от возбуждения.