— Но вы знаете Леона Хексли много лет, — сказала Сьюзан.

Сету удалось немного пожать плечами.

— Сегодня я обнаружил, что не знаю никого — вернее, никого, кроме Кадима Адамса. Нет, серьёзно: мы с вами, Сьюзан, работаем бок о бок практически каждый день, но я почти ничего о вас не знаю — где вы живёте, какое у вас хобби, встречаетесь ли вы с кем-то, какая вы были в детстве. — Он сделал паузу, чтобы восстановить дыхание. — Я долгое время был знаком с директором Хексли, но я не знал его. Но в Секретной Службе работают четыре с половиной тысячи человек, и Хексли знал Данбери достаточно хорошо, чтобы не просто называть его по имени, а знать его прозвище.

Сьюзан задумалась; это и правда было любопытно.

— Но вы не помните, что сказал мистер Хексли?

— Нет — потому что тогда для меня в этом не было никакого смысла, а голова была занята другим. Я весь мозг сломал, но… нет. То, что он сказал, звучало странно, это я запомнил. Но слов вспомнить не могу. Но я помню, как он захлопнул и отключил телефон, как только заметил, что я вошёл. Даже не попрощался.

— Простите, сэр, но это не обязательно подозрительно. Люди знают, насколько вы заняты. Вы не станете заставлять президента ждать, пока вы закончите говорить по телефону. — Она помолчала. — Такая мысль, сэр. Вы не приказывали установить в Овальном офисе прослушку, как Никсон? И, может быть, хранили записи где-то вне Белого Дома?

Сет покачал головой.

— Никсону это не особо помогло, верно?

— Да уж, — ответила Сьюзан. — Тогда что же делать?

— Во-первых, вы должны достать список звонков Хексли.

— Будет сделано — но разговор наверняка шифровался. После того, как Обама настоял на том, чтобы оставить свой «блэкберри», на устройства, которыми пользуются высшие должностные лица, установили целую кучу дополнительных примочек для безопасности. Подозреваю, что расшифровка займёт немало дней, если это вообще возможно.

— Чёрт, — сказал Джеррисон.

— Что-нибудь ещё, мистер президент?

— Да, — сказал он. — Утром я хочу отправить миссис Стилвелл в путешествие.

— Это так странно, — сказала Джен Фалькони, допивая второе пиво, — вспоминать что-то как мужчина. — Она покачала головой. — И, должна сказать, этот Джош Латимер злой как чёрт.

— Из-за чего? — спросил Эрик.

— Ему должны были сегодня утром пересадить почку, но операцию отменили сразу после начала, чтобы освободить операционную для президента. Его с дочерью — она донор — выкатили в коридор, пока вы работали с Джеррисоном; я за ними присматривала.

— Господи Иисусе, — сказал Эрик. — Я их видел, когда шёл на операцию, но не знал, в чём там дело.

— Он думает о том, чтобы подать на больницу в суд.

— Не могу его за это винить, но… большинство пересадок почки некритичны по времени, а президента нужно было оперировать немедленно.

— И всё же, — сказала Джен, содрогнувшись, — последнее, чего мне сейчас нужно — это чтобы кто-то злился у меня в голове.

— Я знаю, — мягко ответил Эрик.

Джен явно хотелось сменить тему.

— Твою память тоже кто-то читает?

— Ага, — ответил Эрик.