Да и какая же лошадь выдержит такого упитанного толстяка? Лошадки-то у римлян довольно мелкие. Зато вон у легата в голове сразу закрутились шестеренки, и глаза зажглись азартом
— Это как? Покажи, Марк!
Мне вручают лист пергамента и перо из стебля тростника. Я, вздохнув, неловко рисую, как все это должно выглядеть. Бесят меня эти палочки тростника и птичьи перья, пора изобрести серебряный карандаш. Свинцовые у них вроде бы уже есть, но больно легко стирается написанное и нарисованное им. Серебряный понадежней и поудобнее будет.
— А разве нога всадника не будет проваливаться в такое…стремя? — резонно замечает Аппий, рассматривая мой рисунок.
— Нет, не будет. Для этого на подошве обуви, под пяткой набивается…каблук, который не даст скользить в стременах. И конечно, обувь всадника должна быть с закрытыми носами, как кальцеи. Калиги, состоящих из одних ремешков, здесь не подойдут.
— А если нога в этой скобе застрянет, и всадник не успеет спрыгнуть с падающей лошади?
Я уважительно смотрю на Марона. А легат-то у нас с головой дружит, не смотри, что воин до мозга костей. Такого и не грех просветить.
— Этого нельзя исключать, в бою всякое бывает. Но тогда можно сделать так…
Беру тростниковое перо, рисую рядом с первым вариантом второй — это уже упрощенное английское стремя с изогнутой под углом дужкой. В нем и захочешь, не застрянешь. Уж англичане, как никто другой, знают толк в лошадиной экипировке.
—…и такие стремена будут легко выпускать ногу всадника при падении — снова передаю я пергамент легату — Аппий, ты лучше оцени, как всадник сможет упираться в стремена ступней и ловко использовать длинное копье, нанося удары в любом направлении — сила удара с опорой на стремена будет куда выше. Или лучник будет стрелять из лука прямо на ходу.
Вздохнув, Марон с сожалением откладывает пергамент в сторону
— Ладно, Марк, завтра еще поговорим с тобой об этих твоих …стременах. Вещь, кажется полезная. А сейчас нам нужно идти. Пришло время для ритуала погребения погибших легионеров…
* * *
Церемония похорон и поминовения крайне важна для любого римлянина. Он свято верит — душа человека бессмертна до тех пор, пока жива память о нем. А значит, нужно сделать все возможное, чтобы окружающие помнили о тебе, как можно дольше. Богатые ради этого строят помпезные гробницы и огромные мавзолеи, затмевающие своей роскошью даже храмы, бедные в лучшем случае довольствуются скромным надгробием на могиле. У первых на стенах гробницы многочисленные эпитафии — подробное жизнеописание с перечислением всех регалий и достижений покойного при его жизни. У вторых — лишь имя, да место рождения.
Как продолжение надежды на счастливое пребывание в загробном мире, существует в Риме весьма странный обычай — устраивать захоронения прямо у оживленных дорог, чтобы проходящие мимо путники увидели и прочитали твое имя на надгробии. Раз имя прочитано — значит, память о тебе продолжает жить. Оттого иные римские дороги больше похожи на кладбищенские аллеи. И недаром в римском праве есть суровое наказание под названием «проклятие памяти» — это когда уничтожаются все упоминания о преступнике — его статуи, его имя в документах и летописях, надгробные и настенные надписи.
Так стоит ли удивляться, что и римские легионеры, чья жизнь постоянно подвергается риску, и чей удел находиться полжизни вдали от родных, придают процессу погребения большее значение? В легионе традиции связывают солдат узами товарищества, которые вполне заменяют им семейные и родственные. И они обязывают не только помогать друг другу во время службы, но и достойно похоронить погибших. А потом не забывать их и поминать после смерти, гарантируя бессмертие боевым друзьям. И конечно, солдатские захоронения римлян тоже постепенно превращались в кладбища вдоль дорог, что ведут из военного лагеря. |