Я опять вызывал перед глазами «зум». У этого «наезда» был дополнительный бонус — я стал видеть и ауру людей. Вокруг головы легионера был разноцветный ореол, и в нем я четко различал след, оставленный Светом. Белая полоса подчеркивала всю ауру слева направо. Или справа налево?
— Приказания такие… — я обернулся, махнул рукой моим «раненым». Они вдвоем легко несли тяжелый Ковчег
Но отдать приказ я не успел. В притвор «черепахой» вошли легионеры. По всему Храму зазвучали «Салют» и «Салве». Внутри построения шел Тиллиус. Он был одет в лорику с золотыми вставками, плюмаж на шлеме был украшен белыми перьями каких-то экзотических птиц. Пижон, блин!
— Что…?! Что тут произошло?!! — увидев меня, толстяк снял шлем, быстро зашлепал губами — Понтий в ярости, легат 6-го Железного отказывался входить в город… А тут на площади настоящий Тартар — лежит куча трупов!
— Это не трупы — я пошел к выходу, махнув еще раз легионерам с Ковчегом, чтобы они следовали за мной. Фламий и Гораций пристроились рядом.
— Да что происходит-то?!! — Тиллиус забежал вперед, заглядывая в глаза. Лицо его было по-настоящему испуганным — Мятежники напали на вас?
— Нет, это мы на них — хмыкнул Фламий — А Примас успокоил их.
— Причем, всех разом! — поддакнул опцион
Мы дружной толпой вышли в портик, я окинул взглядом площадь. Несколько когорт легионеров встала по периметру храмовой территории, держа в руках многочисленные факелы. Мнда… Сейчас начнется процедура наказания невиновных и награждения непричастных.
— Кто такой примас? — Тиллиус замахал кому-то рукой, раздался рев трубы легиона — И в чем он первый?
— Ты ведь уже сам знаешь, Гай — тихо произнес я, разглядывая неподвижные тела евреев.
Да, ….здорово их оглушило. Кое-кто уже начал ворочаться, несколько человек блевали. Среди зелотов ходили легионеры, отбирая у них оружие и связывая самых буйных. Так надо понимать, что секта зелотов сегодня понесла невосполнимые потери.
Я посмотрел в глаза Тиллиуса, выплескивая на фрументария остатки Энергии. Подействовало. Тот слегка покачнулся, коротко поклонился мне, признавая первенство. И тут же бросился в сторону группы всадников, въехавших на территорию Храма. Схватил за повод лошадь Понтия, начал что-то быстро говорить ему.
А я подошел к жертвеннику. Огонь уже затухал, рядом с костром лежал мертвый бык и обгоревший Каиафа. Лица под ожогами было не разглядеть, парадное облачение тоже полностью сгорело. В голове всплыли строчки из Евангелия от Иоанна: «…Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб… С этого дня положили убить Его.».
Нет, не за народ они «положили убить Его». А за презренные сикли, а также аурисы да сестерции, которые так боялись потерять. Сокровищница Храма был просто набита золотом и серебром. Ко мне сзади тихонько подошел Фламий, прошептал:
— Что делать с сокровищами, Примас? Парни смогли вытащить двадцать ящиков к оврагу позади Храма. Там и прикопали их…
Как-будто мысли мои прочел…
— Пусть там и остаются пока — я сорвал накидку с одного из лежащих рядом левитов, прикрыл искаженное лицо Каиафы — а Гораций возьмет людей из центурии и охраняет.
— Но как же легат? — Фламий покосился на совещающееся начальство — И Понтий…?
— С ними придется договариваться — я тяжело вздохнул. |