Как только парус был развернут на всю ширину, пастух крикнул товарищам, чтобы те залезали.
Первым в повозку запрыгнул Симна, за ним перевалился через борт зверочеловек. Повозка начала набирать скорость; Алита бежал рядом, отбрасывая в сторону те скелеты, которые пытались встать у них на пути. Только после того, как последний преследователь был сокрушен, громадный кот длинным прыжком запрыгнул в повозку. Усевшись сзади, левгеп начал зализывать раны.
– Пустяки, – сказал он в ответ на настойчивые вопросы Эхомбы. – Бывало и хуже. Однажды самка глиптодонта, у которой на конце хвоста огромные шипы, ударила меня в живот – она защищала детенышей. Вот это была рана!
Симна, прислонившись спиной к борту, рассматривал меч. На лезвии не было ни капли крови, только белые полосы. Он рассеянно спросил:
– А какой вкус у глиптодонтов?
– Как у молодых поросят.
Внезапно Алита резко вскинул голову. Уши у него встали торчком. Симна тут же встал на колени и начал всматриваться в заросли по обе стороны дороги.
– В чем дело? – торопливо спросил северянин. – У них же нет никакой надежды нас догнать. Ветер крепкий, дорога хорошая. Им не угнаться за нами.
– Следы, – коротко ответил кот.
Он сел и замер, прислушиваясь, похожий на изваяние из обсидиана. С другой стороны повозки позицию для наблюдения, занял Хункапа.
– Следы не человечьи. И не человечьих скелетов. Это что‑то другое.
– Что‑то другое? – переспросил Эхомба. Он сидел за рычагом и правил повозкой.
– Более тяжелое, – ответил левгеп.
Они проехали в просвет между деревьями и за поворотом увидели несущийся к ним кавалерийский отряд. Стуча словно сотни ксилофонов, скелеты людей на скелетах коней старались взять повозку в кольцо. Казалось, что на путников надвигается кавалерия, вырвавшаяся из ада.
Но если кошмарные всадники выбрали для атаки место, где лес был значительно реже, то и путешественникам это было на руку: они получили больше возможностей для маневра и могли использовать повозку не только как средство спасения, но и как оружие.
Когда размахивающие булавами скелеты‑всадники приблизились, Эхомба сделал резкий поворот, и повозка кормой врезалась в первый ряд нападающих. На людей, сидящих в кузове, обрушился дождь сломанных, разбитых костей.
Скелеты кружили вокруг повозки, но не рисковали подъехать вплотную, опасаясь кулаков Хункапы, меча Симны ибн Синда и когтистых лап левгепа. Северянин вскочил на ноги и, строя скелетам рожи, насмешливо закричал:
– Давайте, давайте, вы, костяные ублюдки! – Меч описывал сверкающие круги над его головой. – Вот он, зуб, подлиннее всех ваших клыков. А ну‑ка, кто смелый, пусть подойдет! Что за глупость – бояться смерти!
– Симна, – предостерегающе заметил Эхомба. – Не надо насмехаться над смертью.
Северянин бросил на него дикий взгляд.
– Ты, брат, следи за парусом, а мне предоставь остальное! Им давно пора гнить в могилах, а не шнырять по дорогам.
Как скелеты ни старались, им не удавалось окружить повозку и навалиться на путников всем сразу. Каждый раз, когда они приближались, Эхомба поворачивал рычаг и сбивал их повозкой, а тех, кому удалось удержаться в седле, крошили кулаки Аюба, лапы Алиты и меч Симны ибн Синда. Количество нападающих таяло.
В конце концов от всего отряда осталось лишь несколько воинов. И тут, как назло, повозка угодила в яму, скрытую густыми кустами. Она подпрыгнула, перевернулась и упала по другую сторону ямы.
От удара путников выбросило из повозки, и какое‑то время никто, кроме Алиты, не мог шевельнуться. Только левгеп, перекувырнувшись в воздухе, приземлился на все четыре лапы. Он сразу повернулся к скелетам и угрожающе зарычал. |