– Добрый вечер, мистер Кортни. Назира для нас – член семьи. Она ляжет на одну койку с Эмбер. Саффрон будет спать с отцом, а я устроюсь на полу. И, поверьте, все будут довольны, – не допускавшим возражений тоном произнесла Ребекка.

Прежде чем Райдер успел возразить, со стороны ворот, которые вели на пристань, донесся грозный ропот толпы. Шум не позволил капитану вступить в спор с девушкой; глаза Ребекки вызывающе поблескивали.

– Вы должны извинить меня, Дэвид. Располагайтесь сами. Мне необходимо быть в тысяче мест сразу.

Кортни решительно устремился к сходням. Приблизившись к аль-Фаруку, он увидел, что от солдатских штыков толпу отделяло не более полуметра. Через гущу людей пробивался месье Ле Блан – последний прибывший на пристань член дипломатического корпуса. Костюм его смотрелся дико: черная мантия, наводившая на мысль о театральной постановке, и шляпа тирольского охотника с приколотым к тулье пучком перьев. За Ле Бланом тянулась процессия слуг, каждый держал по фибровому чемодану размером с саркофаг.

– На борту парохода, месье, ваш хлам не поместится, – твердо сказал Райдер, когда охрана позволила дипломату пройти.

Желтой кожаной перчаткой Ле Блан смахнул со лба капли пота.

– Этот «хлам», как вы его назвали, месье, – весь мой гардероб. Без него мне не обойтись.

Было совершенно ясно: объяснить что-либо подобному человеку не удастся. Кортни молча уступил пассажиру дорогу и тут же, перегородив путь его носильщикам, по-арабски скомандовал:

– Весь багаж – на землю!

Слуги недоуменно остановились.

– Не обращайте внимания! – завопил Ле Блан, размахивая перчатками. – За мной, мои храбрецы, за мной!

Цепочка пришла в движение, однако Райдер уже выбрал себе жертву. Кулак капитана с размаху впечатался в подбородок тучного араба, явно старшего из слуг. Ноги толстяка подломились, и он рухнул на колени, будто сраженный пулей. Выпавший из руки чемодан упал на булыжную мостовую и раскрылся, из нутра его хлынул поток рубашек, флакончиков с духами, бритвенных принадлежностей. Остальные слуги, не желая разделить участь первого, побросали огромные саквояжи и кофры и бросились прочь от сумасшедшего ференги.

– Да что вы себе позволяете?! – прокричал Ле Блан, опускаясь на корточки, чтобы собрать предметы своего туалета.

Толпа за его спиной потеснила солдат.

Кортни грубо схватил дипломата за руку.

– Встаньте, антверпенский безумец!

– Если я безумец, – огрызнулся, поднимаясь, Ле Блан, – то вы – просто варвар!

Правая его рука мертвой хваткой сжимала ручку чемодана, и Райдер при всем желании не смог заставить бельгийца разжать пальцы.

Пущенный кем-то из толпы в затылок аль-Фарука камень пролетел мимо цели, задев щеку Ле Блана. Дипломат зашелся истошным воплем, выронил чемодан и обеими руками прикрыл лицо.

– Меня ранили! Я смертельно ранен!

По булыжнику застучал каменный град. Сержант-египтянин, выпустив из руки винтовку, затряс окровавленной головой. Солдаты подались назад, оглядываясь в поисках укрытия. Толпа приблизилась еще на пару шагов, кто-то подобрал упавшую винтовку, прицелился в аль-Фарука и нажал на курок. Пуля чиркнула майора по виску, тот пошатнулся и опустился на землю. Его подчиненные тут же обратились в беспорядочное бегство. Райдер подхватил Ле Блана на руки и бросился к сходням; бельгиец в его объятиях бился словно избалованный ребенок.

Взбежав на борт парохода, Кортни опустил Ле Блана на палубу и двумя гигантскими прыжками взлетел по трапу на мостик.

– Отдать концы!

В этот момент к борту подкатила первая волна беженцев, половину из которых составляли тщедушные египетские аскеры.