– Именем пророка и божественного Махди – говори!

Поднявшись во весь рост, капитан раздельно произнес:

– Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его. У меня важные вести для халифа Абдуллахи.

Не успели они закончить проверку, как на борт в сопровождении Башита поднялся самый главный их пассажир. «Ибис» располагал всего четырьмя каютами: одна по праву отводилась Кортни, но, несмотря на резкие протесты боцмана, Райдер решил передать ее семейству Бенбрука. В крошечном помещеньице было лишь две узких койки, зато имелась собственная уборная с душем. По крайней мере даже на переполненном судне дочери консула получат какое-то подобие уединенного уголка. Одна из девочек ляжет спать рядом с отцом, ради второй потеснится Ребекка. Трое коллег Бенбрука займут оставшиеся каюты; другим беженцам, а их не менее четырех сотен, придется довольствоваться открытыми палубами либо разместиться на трех пустых баржах. Четвертая была загружена углем: Райдер не собирался лишний раз приставать к берегу.

Он взглянул на восток. В свете почти полной луны канал просматривался до самых порогов; к несчастью, сиявший на небе яркий диск превращал пароход в идеальную мишень для дервишей. Свою меткость артиллеристы противника совершенствовали изо дня в день, захваченных в Эль-Обейде боеприпасов им вполне хватало.

Повернув голову к пирсу, Райдер ощутил легкое раздражение. Рота солдат майора аль-Фарука по периметру оцепила пристань: примкнутые штыки должны были сдержать толпы беженцев, которым генерал Гордон отказал в пропуске. Доведенные до отчаяния жители Хартума были готовы на любые безумства, лишь бы покинуть город. Особую досаду вызывало у Кортни то, что аль-Фарук разрешил своим подчиненным зажечь фонари: без них проверка бумаг у пассажиров оказалась бы невозможной. Но подходы к пирсу лежали для дервишских стрелков как на ладони.

– Ради Бога, майор, пусть ваши солдаты погасят фонари! – прокричал Райдер.

– У меня приказ генерала Гордона: пропускать на борт лишь тех, у кого оформлены соответствующие документы.

– Но свет фонарей привлекает к нам внимание врага!

– Я выполняю приказ, капитан.

Пока они перекрикивались, количество желавших попасть на пароход быстро увеличивалось. Плечи беженцев гнулись от тяжести пожитков, многие прижимали к себе детей. Услышав, что на борт допустят далеко не всех, толпа заволновалась. Послышались возгласы возмущения, кто-то начал размахивать пропусками. Несчастные, у которых их не было, с понурыми лицами упрямо выжидали снисхождения.

– Да позвольте же пассажирам пройти! – крикнул Райдер.

– Не раньше, чем проверю их бумаги, – отрывисто бросил аль-Фарук и повернулся к Кортни спиной.

Райдер беспомощно повел плечами. Сломить упорство вояки не представлялось возможным: дальнейшая перебранка только задержит отплытие. Зоркий глаз капитана выделил из толпы рослую фигуру Дэвида Бенбрука; за отцом следовали дочери. Кортни с облегчением заметил, что аль-Фарук, узнав консула, взмахом руки приказал кордону пропустить семейство. Все четверо быстрым шагом направились к сходням. Саффрон прихватила с собой маленький мольберт, Эмбер зажала в кулачке парусиновый узел с любимыми книжками. Девочек подталкивала Назира – использовав все свое влияние, Бенбрук добился пропуска и для няньки.

– Добрый вечер, сэр. Вам с детьми приготовлена моя каюта, – приветствовал Райдер дипломата, когда тот ступил на борт.

– Нет, дорогой друг, мы не можем лишить вас крова, – попробовал отказаться Бенбрук.

– Пока пароход в пути, я и шагу не ступлю с мостика, – уверил его Райдер. – Добрый вечер, мисс Бенбрук.