Можете мне не верить, но я обожаю ранние пробуждения. Когда ты еще плаваешь в каком-нибудь видении, и вдруг Адольф мягко трясет тебя за плечо и ласковым голосом тихо говорит тебе в ухо:

    – Вставай, Lise, мы подъезжаем к станции.

    Вот тут-то и случаются самые сладкие потягушеньки. Адольф помогает мне одеться, хоть я уже и большая и давно одеваюсь сама. Но я наполовину сплю. Адольф застегивает пряжку на моих туфельках. Туфельки у меня прехорошенькие. Мне нравятся корейские, яркие, с разными украшениями. Они очень быстро рвутся, и Адольф покупает мне новые. Разве это не здорово?

    В голове от недосыпания все кружится, тело бьет легкий озноб. И скоро уже новый город, таинственный, как коробка с подарками. От того, что я одной ногой еще стою в стране сновидений, город этот представляется гораздо чудеснее, чем он есть на самом деле.

    – Товарищ Берия, помогите снять чемодан, – просит отец.

    Берия повыше ростом, чем отец. Он лезет на третью полку и стаскивает огромный, похожий на сундук чемодан с реквизитом. Потом вдруг застывает – ноги враскорячку на нижних полках, чемодан в левой руке, правая вцепилась в край верхней полки, на которой все еще спит Ленин.

    – Прими чемодан, – говорит Берия моему отцу.

    Адольф ухватил чемодан и даже покривился: все-таки груз для него тяжеловат. У Адольфа слабые запястья. Он сам на это иногда жалуется. Хотя разбить нос нахальному Дмитричу сумел.

    – Эй, Ильич, слышь, – говорит Берия, касаясь Ленина. – Подъезжаем, слышь, Ленин. «Встаньте, Ленин, объясните Горбачеву!» Вставай, проклятьем заклейменный!..

    Ленин деревянно перекатывается на спину. И продолжает молчать.

    Берия вдруг кулем падает на нижнюю полку. Его трясет.

    Я подхожу к нему, сажусь перед ним на корточки. Его очки скачут на носу, за очками прыгают глаза.

    – Ты чего? – спрашиваю я.

    – Уйди… муха… – отвечает он тихо. – Вообще выйди из купе.

    Я выхожу, очень послушная и благопристойная. У меня есть свой маленький чемоданчик, там пара платьев, запасные туфельки и две куклы, их зовут Аракуана и Тамара.

    Дверь купе закрыта неплотно, поэтому я все слышу.

    – Адольф, это… – говорит Берия. – Слушай, но ведь так не бывает…

    – Что случилось? – тихо спрашивает отец.

    Берия, очевидно, кивает на верхнюю полку.

    – Преставился, – произносит он важным, немного злодейским шепотом.

    Мой отец заглядывает наверх. Берия шумно сопит внизу – по всей видимости, в бесполезной надежде, что Адольф сейчас скажет, мол, все в порядке и Берия просто паникер. Но отец спускается вниз очень серьезный. Он выглядывает в щель и видит меня.

    – Lise, – обращается он ко мне, – иди сейчас в соседний вагон, в первое купе, и скажи Годунову, чтобы заглянул к нам. Немедленно.

    – А говорить ему, что Ленин преставился? – уточнила я.

    – Нет, – совершенно спокойно ответил Адольф. – Ничего такого ты ему не говори, чтобы посторонние не услышали. Это никого не касается, кроме нас, понимаешь?

    Я кивнула.

    – Зря соплячку отправил, – пробурчал Берия.