– А это неправильно?

    Он пожал плечами и ответил не вполне понятно:

    – Очень трудно быть убедительным Гитлером в России.

    – Почему? – приставала я.

    Он подумал и сказал:

    – Понятия не имею.

    О том, как проходили похороны Ленина, я ничего не знаю. Просто его больше не было с нами, вот и все. Никто особенно не грустил, ну и я не стала.

    Я только спросила отца:

    – А вот что мы с Лениным немножко поссорились, а потом не смогли помириться – это ничего?

    – Ничего, – сказал он.

    – А как же мы помиримся?

    – Потом как-нибудь. Позднее.

    – Когда позднее?

    – Когда ты умрешь, – сказал Адольф.

    – А я умру? – Я задумалась. Мысль о том, что я буду лежать в таком же шелковом гробу, на плоской подушечке, меня не пугала. Напротив. Эти подушечки в гробу вызывали особенный мой интерес. Я даже полюбопытствовала у Годунова, где он для Ленина такую взял.

    – Тебе-то зачем? – спросил он рассеянно.

    – Так.

    – Артель одна делает. Старушечья. Монашки бывшие или что, – сказал Годунов. – Тебе-то зачем?

    – Для кукол перина, – объяснила я.

    – Вот сама и сделай.

    Как ему объяснить, что такого хорошенького ситчика, таких кружавчиков я сама не найду и уж тем более ни в жизнь не сделаю таких миленьких рюшей!

    Я еще спросила у Адольфа:

    – Ленин перед смертью назвал меня «глупой женщиной» – это как, было пророчество?

    Адольф как раз жарил особенное блюдо на ужин, когда я завела разговор о преставившемся. Блюдо это состояло из всего, что только нашлось в холодильнике: обрезки мяса с супной кости, немного колбасы, помидорина, горстка сваренной вермишели, а сверху вся «адская смесь» заливалась яйцом. Это было коронное блюдо Адольфа. Кухню заволакивало чадом, и сразу становилось ясно, что отец дома, что у нас все хорошо и мы сейчас вместе будем ужинать. Я до сих пор люблю, когда в кухне немного надымлено. Мне от этого уютно.

    Адольф разбил яйцо и осведомился:

    – Почему пророчество?

    – Ну, умирающим открыто будущее, вообще все открыто, – объяснила я. – Поэтому они изрекают пророчества.

    – Ленин не знал, что он умирает.

    – Но Господь это знал и мог вложить в уста Ленина…

    – Не все, что изрекают уста, вкладывает в них Господь, – строго сказал Адольф. – Попробуй найти ответ в твоей «круговой Библии». Там наверняка что-нибудь есть.

    – Там никогда прямо не отвечается, – уныло протянула я.

    – Ты – не глупая женщина, – сказал Адольф и поцеловал меня в макушку. – Ты умненькая девочка.

    * * *

    Другого Ленина Годунов так и не взял. Вместо этого он отыскал где-то Брежнева. Арсений Алексеевич – так его звали – обладал точной копией знаменитых бровей генсека – огромными, жирными гусеницами. Создавалось впечатление, что брови свои он нарочно кормит мясом и смазывает салом.