– Увы! – притворно вздохнул Фаргал. – Даже в такое подходящее время, как сейчас: после мятежа, набега табитов и позорного рейда соплеменников благородного Станара только миролюбие Хар‑Азгаура бережет южную границу Самери! Или, – царь лукаво взглянул на своего советника, – не только миролюбие? – и тут же махнул рукой: – Не придавай значения! Я просто фантазирую, мой благородный Саконнин! Передай послу: я жду его!

– Позволю себе заметить, государь, – осторожно возразил Старший Советник, – такое решение может быть не вполне верным! Разумней было бы предложить послу подождать. Так достойней для Карнагрии, государь!

– Понимаю, – кивнул Фаргал. – Но, тем не менее, вели ему явиться прямо сейчас. Достоинство Карнагрии я беру на себя!

– Слушаю, государь! – Старший Советник поклонился, но, вместо того, чтобы самолично выйти к послу, подозвал одного из стражников и отдал соответствующий приказ.

“Выкрутился!” – одобрительно подумал Фаргал.

Посол императора Эгерина вошел в зал стремительным шагом воина, далеко опередив свою свиту. И остановился, когда витой жезл церемониймейстера преградил ему путь.

Скаэр Станар был высок и худ. Но кость имел широкую, унаследованную от отца‑кушога, одарившего дочь Эгерина столь энергичным отпрыском. А вот черты лица, цвет волос и большой рот с красными губами посол явно унаследовал от матери.

– Посол величайшего императора Эгерина Владыки обильных и многочисленных земель величайшего Хар‑Азгаура благородный властитель земель Струр и Казелин Скаэр Станар! – возгласил герольд‑эгерини.

– Властитель Карнагрии, император, владыка Владык, Царь царей превосходный в могуществе государь Фаргал милостиво склоняет слух к Скаэру Станару, устам брата его Хар‑Азгаура! – откликнулся карнагрийский герольд.

– О Фаргал! Царь царей! Восседающий на Кедровом Троне! – звучно провозгласил герольд гостя. – Милостивый! Самодержавный...

– Ты не находишь этот диалог непоэтичным – негромко спросил царь у “Опоры Трона”, Старшего Советника Саконнина.

Лицо Советника было неподвижно, как голубой нефрит, коим было облицовано подножие трона.

– Нет, не находишь?

– Государь, этим словам – двенадцать веков! – прошептал Саконнин.

– Именно поэтому я и нахожу их непоэтичными, – заметил Фаргал. – Самые лучшие слова за двенадцать веков станут безумно скучны, если их повторять по двадцать раз ежедневно! А эти, к тому ж, – не самые лучшие!

– Если мы отступим от церемонии, это будет оскорбительно для императора Эгерина! – напомнил царедворец.

Фаргал холодно улыбнулся.

– Император Эгерина не посмеет оскорбиться! – заявил он вполголоса. – Ты не хуже меня знаешь: Эгерин нынче – шакал у ног Льва Карнагрии! Но... – другим тоном, – Станар мне по сердцу! Так что дослушаем, потерпим!

Советник поджал губы. Он знал: Фаргал его поддразнивает. Советнику было больно от того, что на Кедровом троне – человек неблагородной крови. Человек, которому безразлична древняя возвышенная мощь Церемониала. Но еще Саконнин знал – Фаргал прав. Нынешний Эгерин – ничто рядом с империей Фаргала. И именно потому, что одной правит государь с железной рукой и твердым сердцем, а второй – Хар‑Азгаур, в ком кровь срока трех династий. Молодая кровь Фаргала питает поистине Имперский дух. А благороднейший из благородных, император Эгерина – изнеженный болтун, любитель сладкоголосых певцов‑мальчиков и изысканных кушаний. Потому для государя Карнагрии Хар‑Азгаур намного ниже, чем сын пирата Скаэр Станар. Станар, что владыкой Казелина стал, приставив меч к горлу ее прежнего хозяина, благородного эгеринского аристократа.