Жинетт рассказала мне, что ее родители - люди состоятельные, но она с ними не в ладах. Им не нравился ее
образ жизни. Не нравился им и Филмор - плохо воспитан, к тому же американец. Жинетт хотела, чтобы я заверил ее, что Филмор обязательно вернется
работать на прежнее место. Я сделал это не задумываясь. Потом она спросила, можно ли верить Филмору, его словам, его обещанию жениться на ней?
Дело в том, что с ребенком в пузе да к тому же с триппером у нее не было шансов найти себе другого мужа, особенно француза. Понимаю ли я это? Я
сказал, что, конечно, понимаю. Вообще мне все было абсолютно понятно, кроме одного - каким образом Филмор мог так вляпаться. Однако не буду
забегать вперед. Моя задача состояла в том, чтобы успокоить Жинетт, и я постарался это сделать наилучшим образом - сказал, что все, мол,
обойдется, что я буду крестным отцом ее ребенка и т.д и т.п.
Мне показалось очень странным, что она хочет рожать, - ведь ребенок мог родиться слепым. Я деликатно намекнул ей на это.
- Мне безразлично, - сказала она. - Я хочу иметь ребенка от Жо-Жо.
- Даже слепого?
- Боже мой, не говорите этого, - заплакала она. - Не говорите этого!
Тем не менее я должен был сказать ей правду. Она начала реветь как белуга и схватилась за рюмку. Но через несколько минут уже громко
смеялась, рассказывая, как они с Филмором дрались в постели. "Ему нравилось, когда я дралась с ним, - заявила Жинетт. - Он настоящий дикарь".
Едва мы уселись обедать, как зашла подруга Жинетт - маленькая потаскушка, которая жила в конце коридора. Жинетт немедленно отправила меня за
новой бутылкой. Пока я ходил, они, вероятно, успели все обсудить.
Подруга, которую звали Иветт, работала в полиции. Полицейская мелочь, насколько я мог понять. Во всяком случае, она намекала на свою
осведомленность. Я сразу понял, что на самом деле она просто шлюха. Но у нее была страсть к полиции и разговорам на полицейские темы. Во время
обеда обе женщины уговаривали меня пойти с ними в "Баль мюзет". Им хотелось развлечься и потанцевать - Жинетт чувствовала себя так одиноко, пока
ее Жо-Жо был в больнице. Но я отказался, сказав, что мне надо на работу, и пообещал им в следующий свободный вечер сводить их на танцульки.
Конечно, я без стеснения объявил им, что у меня нет денег. Жинетт, которую мои слова поразили как гром среди ясного неба, тем не менее заявила,
что для нее это не важно. И чтоб доказать свое великодушие, даже предложила отвезти меня на работу в такси. Ведь я друг ее Жо-Жо, а значит, и ее
друг. "Друг... - подумал я про себя. - Если что-нибудь случится с твоим Жо-Жо, ты немедленно прибежишь ко мне. Вот тогда ты узнаешь, каким я
бываю другом!" Я был с нею невероятно любезен. Когда мы подъехали к редакции, Иветт и Жинетт уговорили меня выпить напоследок по рюмке перно. Я
не слишком сопротивлялся. Иветт спросила, нельзя ли заехать за мной после работы, - по ее словам, ей о многом хотелось со мной поговорить
наедине. Я не сумел отвертеться так, чтобы не обидеть ее, но, к сожалению, размяк и дал ей свой адрес.
Я говорю "к сожалению". Но теперь я рад, что все так получилось. Потому что уже на следующий день произошли новые события. Утром, когда я
еще не встал, обе женщины заявились ко мне. Жо-Жо перевели из больницы в небольшой замок в нескольких милях от Парижа. Они говорили "замок", но
на самом деле это была психиатрическая лечебница. Они хотели, чтобы я немедленно оделся и ехал с ними. Обе были в панике.
Один я, может, и поехал бы, но ехать туда с ними - на это я нс мог решиться. |