Изменить размер шрифта - +
 — Мы не собираемся отказываться от отцовских обязанностей. Мы с радостью, с удовольствием выполним все, что полагается по закону. Не перебивайте меня! — вскрикнула Лидия Константиновна. — Не надо громких фраз о долге и прочем! Посмотрите правде в глаза! Подумайте о ребенке, о его будущем. В конце концов он ни в чем не виноват.

— Уйдите отсюда, — брезгливо прошептала Александра Яковлевна. — Не гнать же мне вас в шею?

— Милая Александра Яковлевна! — умоляюще воскликнула Лидия Константиновна. — Хотите, я встану перед вами на колени, в прямом смысле этого слова? Вы понимаете, что Олег для меня — все? Что, что вам нужно? Скажите, и я отдам вам последнюю рубашку!.. Это жестоко… Я предупреждала вашу дочь, тогда можно было…

— Уйдите, — сказала Александра Яковлевна, — не надо… Я тоже была против этого брака, но, к сожалению, они меня, как и вас, не спросили. А сейчас не мешайте им.

Лидия Константиновна вышла, хлопнув дверью. Александра Яковлевна с трудом подняла руку, чтобы убрать со лба прядь волос. Она медленно добралась до кровати и легла, не раздеваясь.

Всем своим существом она была против желания дочери вернуть Олега. Ей казалось бессмысленным бороться за невозможное. Но она и виду не подавала.

Изредка заходил Филипп Владимирович, пил по пять стаканов чая, неловко шутил, пробовал их развеселить и сам чуть не плакал. Он был счастлив, когда Лариса давала прочесть ему несколько строчек из нового письма Олега.

На междугородной станции он сидел неподвижно, только вздрагивал, когда звонкий, с нахальным оттенком девичий голосок приглашал кого-нибудь в кабину для переговоров.

— Не волнуйтесь, — шептала Лариса, — не волнуйтесь. Сегодня все обойдется благополучно.

— Вишнякова, кабина номер пять!

Филипп Владимирович вскочил, взял Ларису за руку, довел до кабины. Лариса боялась поднять трубку. Филипп Владимирович распахнул дверцу, прошептал:

— Да говорите же!

Она поднесла трубку к уху и услышала голос Олега:

— Лариса! Лариса!

— Это я! Я! — закричала она. — Олик! Это я!

— Лариса! Лариса!

В трубке выло, пищало, трещало, будто телефон подсоединили к патефонной мембране с тупой иголкой.

— Лариса!

— Это я, Олик, я!

И вдруг наступила тишина. Лариса услышала ясный и отчетливый голос Олега:

— Это ты?

— Я, — сдерживая дыхание, прошептала она. — А как замечательно слышно… Будто ты рядом…

И они долго говорили о хорошей слышимости, о погоде, об увольнении Копытова и о многом другом, что их меньше всего беспокоило.

— Говорите? — резко спросила телефонистка.

— Говорим! Говорим! — крикнули Олег и Лариса и замолчали.

— Ты как живешь? — спросил он.

— Плохо, Олик, — весело ответила она. — Скажи что-нибудь. Скоро нас разъединят.

— Нет, нет, не бойся.

Филипп Владимирович не слышал ни слова из этого разговора, но уже не нервничал. Он машинально раз за разом перечитывал плакат «Пользуйтесь воздушным сообщением, экономьте время!» и никак не мог понять, что же легче приобрести: время или деньги?

 

* * *

Нетерпение настолько завладело Валентином, что, расспросив прохожих, он сразу направился на шахту искать Василия Кошелева, того самого, о котором неудачно написал Рогов. Дорога оказалась длинной, запутанной, и к шахте Валентин добрался в восьмом часу утра.

В шахтоуправлении было оживленно: собиралась первая смена.

Быстрый переход