– А ты в зеркало на себя давно не смотрел? Фотокарточкой для голубых глаз не вышел.

– Томный ты человек, Костя. Для ихней сестры не фотокарточка самое главное.

– А что?

– Ты не поймешь, образования не хватит. Главное для них, товарищ Томилия, – это шарм… Легок на помине!

– Вы обо мне? – Пухов присел, вздохнул. – Не снится… В мои годы сон вообще проблема, а тут еще такое…

– Принесло нытика…– Костя вполголоса выругался.

– Кроссворд от нечего делать решаю, – поведал Пухов. – Веня, тут по вашей части: «деталь дизеля», восемь букв, третья «р».

– Где это кроссворд неразгаданный нашли?

– Я старые резинки подчищаю. Так что бы это могло быть?

– Форсунка, наверное.

– Фор‑сун‑ка, – Пухов чмокнул губами. – Подходит. Спасибо, Веня.

– Еще что‑нибудь?

– Ну, если вы так добры… «Частиковая рыба» не получается, шесть букв, пятая «д».

– Сельдь не подойдет?

– Минуточку… Отличнейшим образом! Премного благодарен. Вот и разгадан этот дурацкий кроссворд… Что теперь делать?

– Спать, Евгений Палыч, а там видно будет.

– Холодно у нас в спальне, батареи нужно проверить.

– Теплее уже не будет, Палыч, солярки в обрез, экономим.

Пухов горестно закивал головой.

– Слышал… Веселая зимовка нас ожидает, как я понимаю… Полная благополучия и высокого смысла.

– Действительно, шли бы спать, – неприязненно буркнул Костя. – Киснуть мы и сами умеем.

– Хоть бы вы, Томилин, не превращались в метра. Последнее время все только тем и занимаются, что учат жить.

– И правильно учат, за дело.

– За какое дело? – повысил голос Пухов.

– Перечислить?

– Будьте любезны!

– Эй, выпру из дизельной! – предупредил я. – Брось, Костя, мне только вашего лая не хватает.

– А чего он заводит? – разошелся Костя. – Кто утром склоку с посудой затеял? Пухов. Кто Андрей Иванычу в душу плюнул? Пухов! Кто еще по второму разу зимовать не начал, а уже слезу вышибает? Знаем мы вас, Пухов!

Я и в самом деле хотел гнать их в шею, да рука не поднялась. Пухов как‑то сгорбился, сник и стал совсем старый.

– Что вы обо мне знаете, Костя? – тихим и дребезжащим голосом сказал он. – Может быть, то, что, когда вы, с позволения сказать, пешком под стол ходили, я высаживался с «морских охотников» в немецкий тыл? Или то, как от звонка до звонка двадцать два года отзимовал на разных станциях? То, что у меня старая и больная мама, для которой я единственная надежда и утешение? Что вы еще знаете обо мне, Костя?

А потом посмотрел на Костю так, что тот глаза отвел, и вышел из дизельной.

– Вот, обидел человека, – расстроился Костя.

– Ты уж действительно попер… Полегче бы надо.

– Надо, надо… Думаешь, не понимаю? У меня ведь у самого мать второй месяц в больнице… И Кира с дочуркой, всего три годика… Представляешь, что завтра будет, когда узнают? Сам, своей рукой в эфир отправил – обрадовал… Душа на мелкие части разрывается, так болит…

…Рваная какая‑то ночь была – ни поговорить как следует, ни подумать.