– Несерьезно. Право же! Как в детском саду. Ну поймите вы, зачем мне убивать свою жену? Зачем, я вас спрашиваю? Да если бы она не устраивала меня совсем, дал бы ей развод. Иди куда хочешь… И помог бы устроиться, честное слово. Я же вам говорил: страдал, но терпел ее измены. И дальше бы терпел. В конце концов каждому надо перебеситься. Я ведь взрослый человек, умудренный опытом. И потом, не забывайте, я судебный врач. Судебный! И знаю, что подобное преступление рано или поздно раскроют… Так неужели же я сам полез бы в петлю? Подумайте… Вот вы решились бы когда-нибудь на преступление?
«Ишь ты, вон куда гнет,– усмехнулся про себя Гольст.– Логикой пытается…»
Хотя, честно говоря, мотивы убийства для Георгия Робертовича оставались пока загадкой.
Он думал об этом, когда возвращался из Таганской тюрьмы к себе на работу. У следователя даже мелькнула мысль: а не душевнобольной ли Дунайский?
Из бесед с сестрой убитой Тамарой Кулагиной и с соседями по квартире выходило, что жили супруги более или менее нормально, не считая отдельных ссор. Дунайский, судя по всему, был скуповат, ревнив, хотя оснований для ревности у него, кажется, не было.
Ревность… Очень часто она и не требует видимых причин. Это своего рода мания. Но настолько ли сильно владело Дунайским это чувство, чтобы решиться на убийство?
По опыту Гольст знал: часто убийцы на почве ревности (они, как правило, совершают убийство в состоянии аффекта) признаются в содеянном. Приходят с повинной. Так велико бывает их раскаяние. Дунайский отлично знал, что в подобных ситуациях наказание куда менее сурово, чем, например, за убийство из корыстных побуждений.
Нет, случай с Амировой не походил на убийство из ревности. Здесь что-то другое.
А если Дунайский все-таки ненормальный? Значит, надо направлять его в Институт судебной психиатрии имени Сербского? Делать это Гольсту пока не хотелось. Могло затянуть следствие.
И еще одна мысль не давала покоя Георгию Робертовичу: Дунайский утверждал, что Нина при «побеге» забрала из дому значительную сумму в деньгах и облигациях.
А что, если у них вспыхнула крупная ссора из-за денег? И Дунайский, который, по утверждению Жариковой и Кулагиной, дрожал над каждой копейкой, потерял самообладание и убил жену в припадке злобы?
«Кстати, надо сделать запрос в управление Гоструд-сберкасс,– подумал Гольст.– Имеются ли у Дунайского сбережения? Странно, почему у него дома лежали четыре тысячи рублей, как он утверждает? Теперь деньги держат на сберкнижке, во всяком случае те, что заработаны честно…»
Не успел Георгий Робертович приехать в прокуратуру, как раздался звонок. Звонил профессор, занимающийся исследованием пятен на ножках стола, паркете, плинтусе из квартиры Дунайского. Он извинился, что задержал заключение: болел.
– Какие могут быть извинения,– сказал Гольст.– Вы же не виноваты… Ну и что удалось установить? – с нетерпением спросил он.
– Кровь,– ответил профессор и поправился: – Кровь человека.
– Везде?
– Да.
– Группа?
– Вторая.
«Как у Амировой,– облегченно подумал про себя следователь.– Все сходится!»
– Когда попала кровь на исследуемые предметы?
– Не более года. Точнее определить, увы, не можем… К концу дня заключение доставят вам с нарочным.
– Очень хорошо, спасибо,– сказал Гольст.
На сегодняшний день у него была намечена встреча с Бориным, и следователь отправился в больницу.
Высокий, стройный хирург пришел в кабинет главврача прямо с операции. Он устало сел напротив Гольста, положив на колени руки с длинными ухоженными пальцами. Выглядел он старше своих тридцати лет. |