Знакомство получило продолжение, и Кэткарт был представлен леди Мэри Уимзи, бывшей тогда (как она откровенно нам сказала) «не при делах», «уставшей» и страдающей из-за разрыва помолвки с ее женихом мистером Гойлсом. Леди Мэри чувствовала потребность в замужестве и собственной устроенности в жизни и приняла предложение Дэниса Кэткарта с условием, что она будет независимой, жить собственной жизнью, с минимумом вмешательства. Относительно целей женитьбы Кэткарта у нас есть его собственный горький комментарий, по поводу которого у меня нечего добавить: «Я фактически решил содержать свою любовницу на деньги моей жены».
Так продолжалось до октября этого года. Кэткарт теперь обязан был проводить много времени в Англии со своей невестой, оставляя Симону Вандераа без присмотра на авеню Клебер. Казалось, он чувствовал себя достаточно безопасно так далеко; единственным препятствием была леди Мэри, не спешившая вверить себя в руки человека, которого в действительности она не любила, и так долго избегающая определения точной даты свадьбы. Денег было меньше, чем обычно на авеню Клебер, а расходы на одежду и дамские шляпки, развлечения и так далее не уменьшались. А между тем мистер Корнелиус ван Хампердинк, американский миллионер, встречался с Симоной в Булонском лесу, на скачках, в опере, в квартире Дэниса Кэткарта.
Но леди Мэри все больше беспокоится о своей помолвке. И в этот критический момент мистер Гойлс вдруг получает перспективную должность, скромную, но позволяющую ему содержать жену. Леди Мэри делает свой выбор. Она соглашается тайно бежать с мистером Гойлсом, и по несчастному стечению обстоятельств выбран день и час — 3 часа утра 14 октября.
Приблизительно 21.30 вечера среды, 13 октября, компания в охотничьем домике в Ридлсдейле только что разделилась, чтобы отправиться спать. Герцог Денверский был в комнате, где хранятся охотничьи ружья, другие мужчины были в бильярдной, дамы уже удалились, когда слуга Флеминг пришел из деревни с вечерней почтой. Герцогу Денверскому он принес письмо с поразительными и неприятными новостями. Дэнису Кэт-карту он принес другое письмо — то, которое мы никогда не увидим, но содержание которого легко предположить.
Вы слышали свидетельские показания мистера Арбатнота, что перед чтением этого письма Кэткарт ушел наверх веселым и оптимистичным, упомянув, что надеется скоро определить дату бракосочетания. Сразу после десяти, когда герцог Денверский поднялся, чтобы поговорить с ним, произошли большие изменения. Прежде чем его светлость смог изложить суть дела, Кэткарт оборвал его грубо и резко, будучи раздраженным, и просил оставить его одного. Нетрудно понять, милорды, учитывая то, что мы слышали сегодня, зная, что мадемуазель Вандераа собиралась пересечь океан и приехать в Нью-Йорк на «Беренгарии» 15 октября, и предположив, какие новости достигли Дэниса Кэткарта в этом интервале, что именно изменило все его виды на будущее.
В этот злополучный момент, когда Кэткарт получил ошеломляющее известие, что любовница оставила его, входит герцог Денверский с ужасным обвинением. Он обвиняет Кэткарта — и это отвратительная правда — в том, что человек, который ест его хлеб и живет в его доме и который собирается жениться на его сестре, ни больше, ни меньше — карточный шулер. И когда Кэткарт отказывается отрицать обвинение — когда он наинаглейшим, как кажется, образом объявляет, что уже не желает жениться на благородной леди, с которой помолвлен, — удивительно ли, что герцог меняет отношение к самозванцу и запрещает ему когда-либо видеться или говорить с леди Мэри Уимзи? Я говорю, милорды, что никакой другой благородный человек не поступил бы иначе. Мой клиент удовлетворяет себя тем, что приказывает Кэткарту покинуть дом на следующий день; и когда Кэткарт выбегает безумно из дома в непогоду, он просит его вернуться и даже позаботился дать указание лакею для удобства Кэткарта оставить дверь в оранжерею открытой. |