Изменить размер шрифта - +

С приобретением опыта мы поняли, что не только сами способны учиться на своих ошибках. Нам попадались люди, обладавшие достаточным интеллектом и воображением, чтобы делать то же самое. Это означало, что нам нужно прочно уяснить себе: modus operandi – это то, что от одного преступления к другому может резко меняться, если преступнику тот или иной способ действия вдруг покажется недостаточно эффективным. Он начинает приспосабливаться. В первый раз он мог, к примеру, задушить свою жертву, но ему, возможно, показалось, что это заняло слишком много времени, или произвело много шума, или слишком напугало его, заставило скорее испытать стресс, чем удовольствие. И вот в следующий раз он пробивает голову жертвы ломом. Слишком грязно. Тогда в третий раз он приканчивает ее ножом. И следствие приписывает все три случая разным людям, потому что МО так сильно различается.

Неизменным каждый раз остается то, что мы называем, поскольку необходимо как‑то это именовать, почерком преступления. Или просто почерком. – Тони перестал расхаживать и прислонился к подоконнику. – Почерк не меняется, потому что он и есть raison d'etre [Смысл, оправдание (фр.) . ] преступления. То, что позволяет преступнику почувствовать удовлетворение.

Итак, из чего складывается почерк? Из всех тех незначительных нюансов поведения и действий, которые не входят в число необходимых для совершения, скажем, убийства. Ритуал преступления. Чтобы преступник мог испытать удовлетворение, все эти элементы, составляющие его почерк, должны присутствовать, когда он отправляется совершать намеченное, и каждый раз все должно делаться одним и тем же неизменным образом. К почерку убийцы могут относиться, например, такие детали: раздевает ли он жертву, складывает ли одежду аккуратной стопкой, накладывает ли на труп косметику. Занимается ли сексом postmortem [После смерти, с уже мертвым (лат.).]. Прибегает ли к ритуальному изувечению тел, отрезает ли. он им, скажем, груди, или член, или уши.

По лицу Саймона было заметно, что его слегка мутит. Интересно, со сколькими трупами ему приходилось до сих пор иметь дело, спросил себя Тони. Саймону придется нарастить шкуру потолще или пусть готовится сносить насмешки коллег: их наверняка позабавит зрелище специалиста по психологическому портрету, которого выворачивает над трупом очередной искалеченной жертвы.

– Все эти составляющие почерка должны всякий раз присутствовать в преступлении, тогда совершающий его испытает удовлетворение, а его преступление обретет для него смысл, – продолжал Тони. – И тут мы наблюдаем разнообразие потребностей, это может быть стремление доминировать, причинить боль, добиться определенных реакций, удовлетворить половой инстинкт. Средства могут быть самые разные, но цель все время одна и та же.

Он глубоко вздохнул, пытаясь отогнать воспоминания о некоторых весьма конкретных разновидностях, первыми приходивших ему на ум.

– Для убийцы, который получает удовольствие от того, что причиняет жертве боль и слышит ее крики, не столь важно, станет ли он… – его голос дрогнул, когда в сознание, преодолев заслон, вторглись непрошенные картины. – Станет ли он…

Сейчас взгляды всех были устремлены на него, а он тщетно пытался выдать свое полное фиаско за простую рассеянность.

– Станет ли он… привязывать их и резать, или он…

– Или он хлещет их проволокой, – небрежно, как бы в помощь ему, подсказала Шэз.

– Вот именно, – тут же пришел в себя Тони. – Приятно, что у вас такое живое воображение, Шэз.

– Вполне по‑женски, а? – со смехом подхватил Саймон.

Замечание это, казалось, слегка смутило Шэз. Не дав шутливому настроению развиться дальше, Тони продолжил:

– Итак, перед вами могут оказаться два трупа, физическое состояние которых сильно отличается.

Быстрый переход