Сердце Милдрет стучало как бешеное, пока она вскрывала его, а дочитав до конца, Милдрет окликнула собственную служанку.

– Прикажи седлать коней, – велела она. – Нет, прикажи собрать войско. Немедленно мы выступаем к замку Бро.

Глава 53

Дни в замке Бро казались Грегори серыми и однообразными. Ни охота, ни пиры не радовали его. Еда казалась безвкусной, а вместо азарта скачки был лишь холодный ветер и ощущение, что он потерял что-то настолько значимое, будто это была половина его тела. Точно у него отнялась левая рука, и как он ни старался, как ни пытался нащупать то, что должно было лежать в ней – ладонь Милдрет – находил лишь пустоту.

По ночам он тоже стал плохо спать и бесконечно смотрел на витраж, вставленный в окно, который так ненавидела Милдрет. Теперь это разноцветное стекло стало последним напоминанием о той, кого Грегори потерял. Если же ему удавалось заснуть, то он просыпался посреди ночи от ощущения пустоты, поселившейся в постели. Кровать стала непомерно большой для него одного.

В том, что Милдрет он потерял, Грегори убедился довольно быстро – когда та не ответила на первое, на второе и на третье письмо.

Напрасно заглядывал Грегори в глаза голубю, сидевшему в клетке у него в спальне, в поисках ответа – тот ничего не мог ему рассказать.

Стояла к тому времени уже середина лета, но за окном бесконечно шли дожди, и запертый в четырёх стенах своей комнаты Грегори снова взялся писать письмо, но, едва поднеся к бумаге кончик пера, в ярости отбросил его прочь и опрокинул чернильницу, заливая чёрной жидкостью стол.

– Ненавижу! – выдохнул он и ударил кулаком по столешнице, размазывая грязное пятно.

Грегори корил себя за то, что отпустил Милдрет так легко. За то, что поверил ей. За то, что не приказал стражей запереть ворота и не посадил шотландку на цепь, чтобы только удержать её здесь – в замке Бро.

Но сделанного было не вернуть, и теперь Грегори отчётливо понимал, что Милдрет не вернётся к нему. Там, по другую сторону цепочки пограничных гарнизонов, был её дом. Там ей наверняка было лучше, чем здесь, где она всегда чувствовала себя пленницей. Грегори знал, что для Милдрет так и не изменилось ничего – ни когда она была посвящена в оруженосцы, ни когда стала сенешалем. Стены замка Бро продолжали давить на неё, и они с Грегори не раз говорили о том, как это можно изменить.

«Нельзя всю жизнь посвятить одному человеку», – думал Грегори с тоской. Эти мысли преследовали его, перерождаясь в злость.

Оставалась ещё надежда, что Милдрет вернётся через год, как и обещала – но раз она нарушила первое слово – писать, то не было никаких оснований полагать, что сдержит второе и вернётся в тюрьму ради него одного.

Дни проходили за днями, и Грегори всё больше убеждался в своей правоте, хотя её не подтверждало ничего – впрочем, и не опровергало тоже ничего.

Умом он понимал, что сейчас самое время для решения тех проблем, которые он не мог решить, пока Милдрет была рядом с ним – но заставить себя всё равно не мог.

Именно теперь Грегори казалась предательством сама возможность пустить Ласе в свою постель.

Та какое-то время обижалась на его холодность и не предпринимала попыток что-либо поменять.

После Сретения что-то резко поменялось для неё, и Ласе утроила напор.

Поначалу дело ограничивалось заигрываниями на пирах, попытками соприкоснуться руками и взглядами поверх чужих голов. Ласе не пыталась взять крепость штурмом, она заходила в обход.

Когда же все её ухищрения не привели ни к чему – Грегори не удостоил её ни ласковым взглядом, ни приступом гнева, он оставался холодным, как стены замка Бро зимой – Ласе на какое-то время пропала из виду, но лишь для того, чтобы зайти к своей цели с другой стороны.