-  Спасибо, хорошо, - наконец сказал я. - Это ты меня вчера в часовню водила?

    -  Я, - ответила девушка, - нешто не узнал неприбранную? Дурной стала?

    -  Наоборот… - задумчиво сказал я, вспомнив, что как-то таким же образом «прибралась» моя жена. - Тебе, девушка-красавица, неприбранной больше идет.

    -  Все-то вы, мужи, над нами девками насмешничаете, - хихикнула она, весело блеснув глазами. - Скажешь, тоже, идет неприбранной!

    В этом создании явственно присутствовала чувственная грация, ненавязчивая и привлекательная женственность.

    -  А звать-то тебя как, красавица? - совсем иным, чем раньше тоном, спросил я, инстинктивно вставая в охотничью стойку.

    -  Наташкой кличут.

    -  А скажи мне, свет-душа, Наташенька, - заговорил я в былинной манере, - где моя одежда, а то стыдно перед такой красавицей в исподнем гулять.

    -  А иди к себе, я принесу, - кокетливо ответила девушка, состроив глазки.

    Похоже, между нами уже начали завязываться игривые отношения.

    Я уже замерз стоять в одном белье и валенных опорках на босу ногу в холодной горнице и быстро вернулся в свою келью под перину. Скоро там появилась и Наташа с моими выстиранными и вычищенными вещами. Она разложила их на сундуке и присела рядышком.

    -  Мне нужно переодеться, - намекнул я, подозревая, что она и не собирается уходить.

    -  Так переодевайся, - без тени смущения проговорила девушка, с интересом меня рассматривая.

    Смешно об этом говорить, но смутился я.

    -  А тебе стыдно не будет глядеть? - спросил я, все с большим интересом разглядывая волоокую красавицу.

    -  Не, - прямо глядя в глаза, спокойно ответила она, - чего же мне, государь-батюшка, стыдиться? Я мужиков всяких видала-перевидала, это наше дело такое женское.

    От такой прямоты меня слегка покоробило, чай не в двадцать первом веке живем.

    -  Ну, смотри, коли интересно, - после небольшого внутреннего сопротивления сказал я и скинул свои посконные одежды. Не знаю, что чувствуют, раздеваясь на публике, стриптизеры, мне стоять под прицелом женских изучающих глаз было неуютно.

    -  Наташа, - сердито сказал я и добавил в ее же манере, - прекрати на меня таращиться, а то знаешь, чем это кончится?!

    -  Так при свете такое делать грех, - серьезно ответила она.

    -  Вечером в баню сходим и грехи смоем, - пошутил я, собираясь одеться.

    -  Ну, если так, то ладно, давай, - вздохнув, сказала Наташа. - Как будешь, просто или по-собачьи?

    -  Да ты что, я же пошутил, - начал было говорить я, но кончить фразу не успел.

    Девушка через голову стянула с себя рубаху и обнаружила такие аппетитные, гармоничные формы, что слова застряли у меня в горле.

    -  Ложиться или раком встать? - по-прежнему не смущаясь, спросила она.

    -  Становись! - потеряв разом и голос и моральные принципы, просипел я.

    Наташа кивнула и, взобравшись на постель, встала на колени, положила щеку на сведенные руки и прогнула спину.

    От такого обилия великолепной женственности у меня перехватило дух. Я не мог сразу вспомнить, у кого из художников видел такую великолепную, розово-белую женскую плоть, точно, что не у Рубенса и Кустодиева.