На приборной доске меня поджидал мамин индейский амулет.

Глава 35

— Думаю, все прошло хорошо, — сказал мне Дэвид Митчелл. — Заходи, заходи.

Его офис находился на третьем этаже здания Гуманитарных и социальных наук, прямо по коридору, рядом с комнатой для интервью. На двери офиса висел плакат комикса «Пинатс», на котором была изображена Люси в кабинете психиатра с надписью «ДОКТОР НА МЕСТЕ». Судя по всему, профессор Митчелл обладал своеобразным чувством юмора.

Его рабочее пространство показалось мне не слишком упорядоченным, но уютным: полки, забитые книгами, картотечные ящики с погнутыми дверцами, умирающие растения в горшках. У задней стены стоял стол с компьютером «Макинтош» величиной с «Хюндай». Над ним висел плакат «Хьюстонского фестиваля возрождения». Еще несколько картинок с Люси и Лайнусом были прикреплены к стенам клейкой лентой, словно лейкопластырь на царапинах.

Митчелл предложил мне сесть и угостил диетическим пепси. Первое предложение я принял.

— Ну, — сказал он, — после того как они пропустили тебя через мясорубку, возможно, ты хочешь задать мне парочку вопросов?

Он кивнул, чтобы меня подбодрить. Митчелл кивал мне во время всего собеседования, пока трое его коллег — двое пожилых белых мужчин и один латиноамериканец — смотрели на меня, хмурились и снова спрашивали, чем именно я занимался после окончания аспирантуры. Когда через час каждый из них пожал мне руку, все они испытывали беспокойство — очевидно, жалели, что не надели хирургические перчатки. Может быть, мама права и коричневый галстук оказался неудачным выбором.

Я задал Митчеллу несколько вопросов. Тот постоянно кивал. У него были серебристые волосы и баки в форме стабилизаторов автомобилей 50-х годов, мелкие острые черты лица и глазки-пуговки как у ласки. Вполне симпатичной ласки, доброй старой ласки.

Он немного рассказал мне о должности, на которую я претендовал.

Судя по всему, старый доктор Хаймер, который преподавал средневековую литературу еще с тех пор, когда она называлась «Современные авторы», наконец собрался уйти в отставку, причем прямо посреди семестра. Точнее, ушел на прошлой неделе. Два его помощника уволились в знак протеста, оставив классы Хаймера на двух ассистентов и парочку профессоров американской литературы, которые, вероятно, считали, что Мария Французская — это название велосипедных гонок.

— Средние века не самое популярное время, — сказал Митчелл. — Обычно у нас есть несколько преподавателей, готовых занять эту должность, но…

— Почему Хаймер ушел?

Митчелл покачал головой.

— Он выступал против создания отдельных этнических программ для студентов. Хаймер считает, что учебный план не должен быть фрагментарным.

— Ну ничего себе.

Митчелл помрачнел.

— Им двигали самые лучшие намерения. Многие были с ним согласны. Однако при голосовании он остался в одиночестве. Студенты об этом узнали. Начались бойкоты и протесты, появились плакаты с надписью «РАСИСТ». Проректору подобные вещи не нравятся.

— Но почему я? Вам не нужен еще один белый преподаватель.

Митчелл посмотрел на меня так, словно это шутка, понятная только «своим».

— Естественно. Они бы предпочли кого-то «другого пола и из другой этнической группы»; кажется, так они говорят.

— Но?..

Профессор покачал головой, показывая свое неодобрение.

— Мне придется поговорить об этом с Гутьересом на очередном совете университета, а сейчас меня больше интересуют вопросы квалификации.