Но только одна линия жизни достигла их. Линия самого Гарри, одного Гарри... без Пенни!

Он сбавил скорость с сорока до тридцати миль в час, чтобы мотоцикл не заносило, а колеса могли найти опору. Гарри вспомнил одно очень важное правило: никогда не пытайся прочесть будущее – оно может пойти и окольным путем. Он заново произвел расчеты, приняв во внимание уменьшение скорости, и все равно разница во времени составила всего одну секунду от расчетной, одно маленькое тик. Так что же не так?

Ответ был прост: Пенни.

Всегда ли она слушалась его? Всегда ли следовала его наставлениям? Нет, никогда! Она была его рабыней, она любила его, была околдована им, но никогда его не боялась. Он был ее любовником, но не хозяином. И при всей своей невинности, Пенни была любопытна.

– Не открывай глаза, – сказал он ей, но она не была бы Пенни, если бы послушалась его. Она открыла: их сразу же, как только они проскочили через дверь Мёбиуса в Печорск, открыла – увидела циклопическое око Врат там, где притормозил мотоцикл. Думая, что они должны неминуемо разбиться, она незамедлительно отреагировала. Они должны были въехать во Врата, проскочить их – в этом‑то и заключался весь план. Ее же ничто не должно было волновать. Если бы было время, Гарри все бы ей объяснил.

Некроскоп увидел, как вскрикнула Пенни, как отпустила его, чтобы закрыть ладонями испуганное лицо...

В это мгновение задняя подвеска взбрыкнула, словно дикая лошадь... и девушка полетела кувырком. В следующую долю секунды он пробил оболочку Врат и пролетел сквозь них... но один, совсем один. В лучшем случае – вместе с Питом‑Вампиром.

– Дерьмо! – мертворечь Пита воем отозвалась в мозгу Гарри. – Некроскоп, ты потерял свою подружку!

Гарри посмотрел в зеркало назад, за Врата, и увидел Пенни, медленно падающую на плиты диска. Он увидел холодные вспышки молний, которые сгущались вокруг ее тела, обрекая ее на страдания. Они опутали ее волосы и одежду паутиной голубого огня и закрутили ее тело в диком сверкающем танце. Он увидел, как кислотный дождь ринулся вниз, услышал шипение пара... Пенни скользила на спине, клочья кожи сдирались с ее тела, и кислота тут же их уничтожала, а она все продолжала катиться и катиться по стальным плитам в этом страшном танце, а капли ее кипящей крови шипели, превращаясь в дымок на этой чудовищно чадящей сковороде.

Конечно, она умерла при первой же вспышке голубого огня и ничего уже не чувствовала. Но Гарри чувствовал. Он сполна ощутил весь этот ужас. У него перехватило дыхание. Он видел, как поток приклеил ее к рыбьей чешуе стальных плит, там кислота и огонь вершили свое черное дело, превращая ее в пепел, деготь, дым. И... он ничего не мог поделать.

Даже он, Гарри Киф.

Потому что он уже прошел сквозь Врата, а назад пути не было.

И только одно было милосердно – одинокий тихий телепатический крик Пенни слабел и с трудом до него доходил, потому что он уже перешагнул через порог в другой мир.

* * *

Некроскоп хотел умереть. Прямо здесь, прямо сейчас, он бы умер счастливым (или несчастным?). Но тварь внутри него не могла этого допустить. И Питу‑Ангелу этого не хотелось. И они оба отключили Гарри, превратили его в лед, заморозили.

Он сидел без эмоций, без мыслей в свободном седле “Харлея‑Дэвидсона”, и уже не он вел мотоцикл, а они.

Они вели его весь долгий путь до Темной стороны.

Когда Гарри пришел в себя, он находился в миле от каменистой равнины. Он сидел на камне возле притихшего “Харлея‑Дэвидсона”. Огромная машина стояла посеребренная полной луной и призрачным звездным светом. На Земле, в демонстрационном зале, она выглядела довольно устрашающе, но здесь, на Темной стороне, казалась ненужной безделушкой. Мотоцикл был все таким же, но Гарри уже таким же не был. Он был Вамфиром, и это был его мир.