Изменить размер шрифта - +
Остальные, расположившиеся у тела, повели головами в его сторону: они практически никогда не пускали трещотку в ход — не в их интересах было предупреждать будущую жертву об опасности. Первый гремучник развернул кольца и заскользил вглубь квартиры, тычась головой во все стороны, словно опасаясь на что-то наткнуться. Добравшись до угла, он прижался к стене, судорожно раскрывая пасть.

Теперь газ дошел и до двух кормившихся в центре комнаты даймондбэков. Их первоначальная реакция была такой же, как и у их собрата: зашелестели трещотки, тела стали изгибаться, они беспорядочно дергались, натыкаясь друг на друга — а потом забились в тот же угол, где лежал первый, самый крупный гремучник.

Однако газ, парализующий их органы чувств, добрался и туда. Змеи одна за другой поползли вдоль стен, в сторону прихожей. Та, что двигалась первой, добравшись до двери в ванную, скользнула в нее. Здесь она быстро втянула тело в сифон унитаза, однако второй, ползшей за ней, сделать это уже не удалось. Первая, на которую в сточной трубе обрушился обжигающий спиртовой поток, свернувшись буквально вдвое, резким движением нырнула обратно в квартиру, вытолкнув из воды змею, пытавшуюся двигаться за ней следом.

Теперь оба даймондбэка снова оказались в прихожей, где от стены к стене метался оставленный ими собрат. Двери квартиры были открыты настежь, но оттуда шла еще более мощная волна репеллента. Однако там был хотя бы свет, а, значит, возможность пользоваться подслеповатыми глазами. Не самым совершенным органом чувств — но это было все, что у них оставалось.

Все три гремучника один за другим скользнули на лестничную площадку.

 

Газ шел в разинутую пасть чердачного люка уже несколько минут. Спасатель, державший в руках шланг с раструбом, присоединенный к большому контейнеру репеллента, заглянул вниз — в подъезд.

— Мать родная! Пашка! Бегом сюда — выползают, твари!

Стрелок с помповым ружьем в одно мгновение оказался рядом с ним.

— Ч-черт, — пробормотал он.

— Что? Чего телишься? — нервно спросил первый.

— Не было у нас указаний на лестнице их стрелять. Наше дело было крышу обезопасить…

— Да не будь же ты мудаком! Выползут они еще внизу или не выползут — а здесь же как в тире. Давай, ядрена мать — или пушку отдай, а сам шланг держи!

— Э-э-э, вашу душу!

МЧС-ник передернул ствол на себя и, почти не целясь, нажал на курок. Еще раз. Еще. И еще.

— Как ватой заложило, — пробормотал первый. Он снова заглянул вниз.

— Чего там у вас? Что за война?

Несколько человек двинулись в их направлении.

— Стой там! — окрепшим голосом скомандовал Пашка. — Все нормально. Три штуки было.

— Эй, слышь, майор снизу орет, — позвал спасатель, стоявший на краю плоской крыши. — Чего докладывать?

— Так и доложи. На площадке пятого этажа уничтожены три гада.

 

Полковник вызвонил его по сотовому. Пашинян не слишком долго недоумевал по этому поводу — несложно было догадаться, почему Зинченко не хочет затевать разговор в эфире.

— Да все в порядке, товарищ полковник. Ребята уложили трех даймондбэков на лестничной площадке пятого этажа. — Майор умолк, слушая голос в трубке. Поморщился. Поднял руку, опустил, потом, не выдержав, перебил собеседника. — Николай Васильевич, я вам честно свое мнение скажу. Не башку ему надо откручивать, а благодарность в приказе объявить. Нам же заботы на трех гадов меньше. — Он снова умолк. — Конечно. Абсолютно согласен, товарищ полковник. Другие могут такими инициативными не оказаться. Добро, Николай Васильевич. А на этом объекте я им без рации все объясню.

Пашинян сунул мобильник в карман и, приложив ладони рупором ко рту, крикнул:

— Эй, наверху!

Из-за края крыши высунулась голова.

Быстрый переход