|
.. Скажите откровенно, вам понравилось это маленькое полотно? Клод и Жори остолбенели, изумленные, смущенные столь ярким выражением страстных мук творчества. Несомненно они пришли в момент острого кризиса, если этот мастер, стеная и жалуясь, советуется с ними как с равными. Хуже всего было то, что под его пламенным умоляющим взглядом они не могли скрыть своего колебания. В его взгляде читался страх и беспомощность. Им было известно ходячее мнение, да и сами они его разделяли, что художник после "Деревенской свадьбы" не создал ничего равного этой знаменитой картине. Продержавшись какое-то время на определенном уровне, в последующих картинах он скатился к сухой, хотя и более зрелой форме. Блеск таланта как бы улетучивался, с каждым произведением его становилось все меньше, художник явно опускался. Но разве можно было сказать ему об этом! И Клод, придя в себя, воскликнул: - Вы никогда еще не создали ничего более мощного! Бонгран посмотрел ему в глаза и отвернулся к своему произведению, погрузившись в созерцание; его сильные руки геркулеса так напряглись, как если бы для того, чтобы создать эту маленькую, легкую, как перышко, картину, ему требовалось чудовищное напряжение всего его существа. Словно говоря сам с собой,он пробормотал: - Проклятие! До чего тяжело! Уж лучше я подохну, чем соглашусь скатиться! Он снова взялся за палитру и с первым же прикосновением кисти к полотну успокоился, плечи его распрямились, широкий лоб разгладился; во всем его облике сказывалось неотесанное упорство крестьянина, смешанное с буржуазной утонченностью. Наступило молчание. Жори, по-прежнему разглядывая картину, спросил: - Она продана? Художник, не спеша, как артист, работающий во имя искусства, не заботясь о заработке, ответил: - Нет... Меня угнетает, когда я чувствую у себя за спиной торговца. Не переставая работать, он, теперь уже шутя и зубоскаля, продолжал: - Да, живопись становится предметом торговли... Несмотря на то, что я чувствую себя предком, мне еще никогда не приходилось видеть ничего подобного... Вот, например, вы, любезный журналист, каким изобилием цветов вы увенчали молодых в той статье, где вы упомянули и меня! Вы выдвинули, по меньшей мере, двух или трех кандидатов на пост гения. Жори расхохотался. - На что же, черт побери, существует газета, как не на то, чтобы ею пользоваться вовсю! К тому же публика очень любит, когда открывают великих людей. - Ну, это-то я знаю, глупость публики неисповедима, пользуйтесь ею как следует... Только вот я вспоминаю наши прежние дебюты. Ну уж нет! Мы не были избалованы, нужно было трудиться, как бешеному, не меньше десяти лет, прежде чем удавалось выставить крошечное полотно... А сейчас первый попавшийся молодчик, способный нацарапать человечка, встречается фанфарами критики. |
