- Не можете же вы идти всю дорогу пешком. Позвольте мне, по крайней
мере, проводить вас до стоянки извозчиков, ведь вы же совсем не знаете
Парижа.
- Нет, нет, я обойдусь без вас... Если хотите доставить мне
(удовольствие, отпустите меня одну.
Ее решение было непоколебимо. Причина была, несомненно, в том, что она
стеснялась показаться в обществе мужчины, хотя у нее и не было знакомых в
Париже. Она никому не расскажет об этой ночи, лучше солжет, но сохранит в
тайне даже воспоминание об этом приключении. Клод вспылил и мысленно послал
ее к черту. Тем лучше! По крайней мере ему не придется спускаться вниз. Но в
глубине души он был оскорблен, считая ее неблагодарной.
- В конце концов это ваше дело. Навязываться я не буду.
Услышав эти слова, Кристина еле заметно улыбнулась - ее нежные губы
чуть дрогнули. Ничего не сказав, она надела шляпку, поискала глазами зеркало
и, не найдя его, наугад завязала ленты. Округлив поднятые локти, она не
спеша расправляла бант, и лицо ее было позлащено солнечными лучами.
Пораженный Клод не узнавал больше те чистые детские черты, которые он только
что рисовал: верхняя часть лица - ясный лоб, нежные глаза - была затенена,
вперед выступила тяжелая челюсть и кроваво-красный рот с ослепительно белыми
зубами. И ко всему этому загадочная девичья улыбка, - может быть, она
издевается над ним?
- Во всяком случае, - сказал Клод, почувствовав себя оскорбленным, - не
думаю, чтобы у вас было основание упрекать меня в чем-либо.
Тут она не смогла удержаться и рассмеялась легким, нервным смешком.
- Ну конечно, нет, сударь, в чем мне упрекать вас?
Он продолжал рассматривать ее, раздираемый противоречивыми чувствами;
застенчивость и неопытность боролись в нем с боязнью показаться смешным. Что
она могла знать о жизни, этот большой ребенок? Ведь девушки, воспитывающиеся
в пансионах, знают все или ничего. Тайна пробуждения плоти и сердца
неисповедима, никто еще ее не постиг. Возможно, что пребывание в мастерской
художника и пугающая близость мужчины пробудили в ней не один только страх,
но и чувственность? Теперь, когда ее страх прошел, не кажется ли ей
унизительным, что она боялась понапрасну? Ведь он не обмолвился ни одной
любезностью, даже пальцем к ней не прикоснулся! Может быть, ее обидело
грубое безразличие мужчины, и хотя она еще не была женщиной, женское ее
начало возмутилось; а теперь она уходила недовольная, взвинченная, бравируя
своим спокойствием, унося неосознанное сожаление о том неведомом и ужасном,
что могло бы случиться, но не случилось.
- Вы, кажется, говорили, - спросила она серьезным тоном, - что
извозчичья стоянка находится за мостом, на противоположной набережной?
- Да, в том месте, где растут деревья.
Она уже расправила банты, надела перчатки, но не уходила, продолжая
оглядываться по сторонам. |