Их пленяли в Гюго напыщенность, богатое его
воображение, грандиозные идеи в извечной борьбе антитез. Жизнь
представлялась им тогда в искусственном, но великолепном освещении пятого
акта пьесы. Потом их покорил Мюссе, его страсть, его слезы передавались им,
в его поэзии они слышали как бы биение своего собственного сердца; теперь
мир предстал им более человечным, пробуждая в них жалость к вечным стонам
страдания, которые неслись отовсюду. Со свойственной юности
неразборчивостью, с необузданной жаждой, читать все, что только подвернется
под руку, они, захлебываясь, поглощали и отличные и плохие книги; их жажда
восторгаться была столь велика, что зачастую какое-нибудь мерзкое
произведение приводило их в такой же восторг, как шедевр.
Теперь Сандоз часто говорил, что именно любовь к природе, длинные
прогулки, чтение взахлеб спасли их от растлевающего влияния провинциальной
среды. Никогда они не заходили в кафе, улица внушала им отвращение, им
казалось, что в городе они зачахли бы, как орлы, посаженные в клетку; в том
же возрасте их школьные товарищи пристрастились к посещениям кафе, где
угощались и играли в карты за мраморными столиками. Провинциальная жизнь
быстро затягивает в свою тину, прививая с детства определенные вкусы и
навыки: чтение газеты от корки до корки, бесконечные партии в домино, одна и
та же неизменная прогулка в определенный час по одной и той же улице. Боязнь
постепенного огрубения, притупляющего ум, вызывала отпор "неразлучных",
гнала их вон из города: они искали уединения среди холмов, декламируя стихи
даже под проливным дождем, не торопясь укрыться от непогоды в ненавистном им
городе. Они строили планы поселиться на берегу Вьорны, жить первобытной
жизнью, вдосталь наслаждаться купанием, взяв с собой не больше пяти - шести
избранных книг. Приятели не включали в свои планы женщин, они были чересчур
застенчивы и неловки в их присутствии, но ставили это себе в заслугу, считая
себя высшими натурами. Клод в течение двух лет томился любовью к молоденькой
модистке и каждый вечер издали следовал за ней, но никогда у него не хватало
смелости сказать ей хотя бы одно слово. Сандоз мечтал о приключениях, о
незнакомках, встреченных в пути, о прекрасных девушках в неведомом лесу,
которые самозабвенно отдадутся ему и, растаяв в сумерках, исчезнут, как
тени. Единственное их любовное приключение до сих пор смешило приятелей, до
того оно им представлялось теперь глупым; в тот период, когда они занимались
в коллеже музыкой, они простаивали ночи напролет под окнами двух барышень;
один играл на кларнете, другой на корнет-а-пистоне - чудовищная какофония их
серенад возмущала все буржуазное население квартала, пока наконец взбешенные
родители не вылили им на голову содержимое всех кувшинов, имевшихся в доме.
Боже мой, какое это было счастливое время! Невозможно не улыбнуться при
малейшем воспоминании! Стены мастерской были увешаны эскизами, сделанными
художником в Плассане, во время недавнего путешествия. |