Изменить размер шрифта - +
.. Вернись, вернись же, если не хочешь,  чтобы  я
умерла от холода и ожидания...
     Его блуждающий взгляд даже не остановился  на  ней.  Раскрашивая  пупок
кармином, он произнес сдавленным голосом:
     - Иди к черту! Поняла? Я работаю.
     На мгновение Кристина  онемела.  Она  выпрямилась,  глаза  ее  зажглись
мрачным огнем, возмущение переполнило это кроткое, очаровательное  создание.
И она взбунтовалась, как доведенная до отчаяния рабыня:
     - Ах, вот как! Так нет же, не пойду я  к  черту!  Довольно  с  меня!  Я
выскажу тебе все, что меня душит, что убивает меня с тех  пор,  как  я  тебя
узнала... О, эта живопись! Твоя живопись! Это она - убийца  -  отравила  мне
жизнь! Я предчувствовала это с первого дня нашей встречи, я боялась ее,  как
чудовища, я всегда считала ее ужасной, отвратительной, но женщины малодушны,
я слишком тебя любила, полюбила и твое искусство, и преступница вошла в  наш
дом! А потом - сколько я из-за нее страдала, как она меня мучила! За  десять
лет не припомню дня, прожитого без слез... Нет, дай  мне  сказать,  так  мне
легче,  я  должна  выговориться,  раз  уж  решилась  однажды...  Десять  лет
отчужденности, ежедневного одиночества!  Не  быть  для  тебя  больше  ничем,
чувствовать, как ты меня все больше и больше  отталкиваешь,  дойти  до  роли
служанки и видеть, как эта воровка становится между мной и  тобой,  отнимает
тебя, торжествует и оскорбляет меня... Посмей только  сказать,  что  она  не
завладела - частица  за  частицей  -  твоим  мозгом,  сердцем,  телом,  всем
существом! Она въелась в тебя, как порок, и пожирает тебя.  В  конце  концов
разве не она твоя жена? Не я, а она спит с тобой... Проклятая! Распутница!
     Клод, все еще не очнувшийся от  своего  безумного  творческого  порыва,
пораженный этим пароксизмом великого страдания, слушал ее, но плохо понимал.
Она же, заметив, что Клод весь дрожит, как будто  его  застали  врасплох  во
время распутства, ожесточаясь еще  больше,  поднялась  на  лесенку,  вырвала
свечу у него из рук и стала водить ею по картине, освещая отдельные части.
     - Посмотри же! Видишь, до  чего  ты  дошел!  Это  безобразно,  жалко  и
смешно, ты должен наконец и сам увидеть! Разве это не уродливо, не глупо? А?
Ты же видишь, что побежден, зачем же еще упрямиться? Ведь здесь нет никакого
смысла, вот что больше всего меня  возмущает...  Пусть  ты  не  можешь  быть
великим художником, но ведь у нас еще остается жизнь, ах, жизнь... жизнь...
     Она поставила свечу на  площадку  лестницы  и,  так  как  он,  шатаясь,
спустился и рухнул на нижнюю ступеньку, спрыгнула, чтобы быть рядом с ним, и
присела на корточки, с силой сжимая его безвольно опущенные руки.
     - Послушай, ведь жизнь еще не ушла... Стряхни с себя это наваждение,  и
будем жить, будем жить вместе. Какое безумие - остаться вдвоем на свете, уже
начать стариться и так мучить друг друга, не уметь быть счастливыми! Ведь  и
так земля возьмет нас слишком скоро! Ну, давай  же  согреемся,  будем  жить,
любить друг друга! Вспомни, как было в Беннекуре! Знаешь, о чем я мечтаю?  Я
хотела бы увезти тебя завтра же.
Быстрый переход