Он заботливо подоткнул
одеяло со стороны стены, взбил подушку, откинул простыню.
- Ну вот, теперь можно и баиньки!
Она продолжала молчать, не двигаясь с места, и только растерянно
проводила пальцами по платью, не решаясь расстегнуть его. Он задвинул ее
ширмой. Подумать только! Какая стыдливость! Сам он управился мгновенно:
расстелил простыни на диване, одежду развесил на мольберте и улегся,
растянувшись на спине. Но спохватившись, что она, вероятно, еще не успела
раздеться, он не погасил свечу. Он даже не слышал, чтобы она двигалась,
наверное, все так же неподвижно стоит у железной кровати. Наконец он
разобрал шелест одежды, медленные, приглушенные движения, как будто она не
решалась раздеться, боязливо прислушиваясь и поглядывая на огонек свечи,
который все еще не гасили. Прошло несколько минут, показавшихся ему очень
долгими; скрипнула кровать, и воцарилась тишина.
- Ну как, мадмуазель? - спросил Клод более мягко.
Снедаемая волнением, она ответила еле слышно:
- Спасибо, сударь, мне хорошо.
- Тогда покойной ночи.
- Покойной ночи.
Он задул свечу, наступила глубокая тишина. Несмотря на усталость, он
открыл глаза и, чувствуя, что ему не уснуть, устремил взгляд на окно. Небо
очистилось, звезды сверкали в знойной июльской ночи, и, несмотря на
отшумевшую грозу, стояла такая жара, что Клод весь горел, выпростав голые
руки поверх простыни. Мысли его были полны этой девушкой, в нем боролись
противоречивые чувства: презрение, которое он с удовольствием выказал,
боязнь осложнить свою жизнь, если он сдастся, страх показаться смешным, если
он не воспользуется представившимся случаем; но верх взяло презрение, он
чувствовал себя сильным и, вообразив, что его спокойствию угрожает целая
сеть хитросплетений, гордился, что превозмог соблазн. Он метался на своем
диване, задыхался и галлюцинировал в полусне - ему чудилась в мерцании звезд
женская нагота, обнаженная живая плоть женщины, которую он втайне обожал.
Потом его мысли окончательно спутались. Что она делает? Сперва он
думал, что она спит, потому что не различал даже ее дыхания; потом он
услышал, что так же, как и он, она ворочается, только осторожно, еле слышно.
Очень неопытный в обращении с женщинами, он старался обдумать рассказанную
ею историю, подробности которой сейчас казались ему более правдоподобными; к
чему, однако, ломать голову? Соврала она или сказала правду, какое ему до
этого дело! Завтра он ее выставит за дверь: здравствуйте, до свидания, и
никогда больше они не встретятся. Ему удалось заснуть только на рассвете,
когда звезды уже начали бледнеть. Она же, несмотря на усталость от
путешествия и всего пережитого, продолжала ворочаться за ширмой, задыхаясь в
духоте, под раскаленной крышей оцинкованного железа; теперь она уже не так
стеснялась, но ее нервы, растревоженные присутствием мужчины, который спал
там, возле нее, возбуждало неосознанное желание девственницы. |