Изменить размер шрифта - +
Окончательная глупость его  покровителя,
который довел приключения несчастного Шэна до полного  абсурда,  состояла  в
том, что вопреки подлинному призванию Шэна  -  резать  по  дереву  -  буржуа
направил все его усилия к живописи; Шэн писал, как каменщик, обращая  краски
в месиво, умудряясь загрязнить самые светлые и прозрачные тона.  Однако  при
всем неумении его силой была точность, его  полотна  походили  на  тщательно
отработанный наивный примитив; он стремился точно  воспроизвести  детали,  в
чем сказывалась ребячливость его существа, только что оторванного от  земли.
Рисунок печки, съехавшей в перспективе набок, был сух,  но  точен.  Написана
она была мрачно, красками цвета тины.
     Подошедший Клод при виде этой мазни  был  охвачен  жалостью,  и,  столь
строгий к плохой живописи, здесь он нашел уместным похвалить художника:
     - Да, про вас нельзя сказать, что вы притворщик! Вы, по  крайней  мере,
пишете так, как чувствуете, ну что же, и это уже хорошо!
     В это время открылась дверь, и  появился  красивый  белокурый  юноша  с
крупным носом и голубыми близорукими глазами. Он вошел с возгласом:
     - Знаете эту аптекаршу на углу, она просто кидается на  вас!..  Грязная
тварь!
     Все рассмеялись, за исключением Магудо, который смутился.
     - Жори,  король  сплетников,  -  объявил  Сандоз,  пожимая  руку  вновь
пришедшему.
     - А! В чем дело? Магудо  с  ней  спит!  -  закричал  Жори,  поняв  свою
неловкость. - Ну и  что?  Подумаешь!  Кто  же  откажет  себе,  если  женщина
навязывается!
     - Ты-то хорош! - захотел отыграться скульптор. - Чьи это когти видны на
твоей физиономии, кто содрал тебе кожу со щеки?
     Все расхохотались, а Жори, в свою очередь,  покраснел.  В  самом  деле,
лицо у него было расцарапано, на щеке  виднелись  два  глубоких  шрама.  Сын
плассанского  чиновника,  он  с  юности  приводил  отца  в  отчаяние  своими
любовными похождениями. Превзойдя меру в излишествах, под предлогом, что  он
едет в Париж заниматься литературой, Жори спасся  бегством  с  кафешантанной
певицей. Вот уже два месяца, как  они  расположились  в  самой  низкопробной
гостинице Латинского квартала. Эта девица  буквально  сдирала  с  него  кожу
всякий раз, как он изменял ей с первой встречной юбкой,  попавшейся  ему  на
тротуаре. Поэтому он всегда появлялся расцвеченный  синяками  и  шрамами,  с
расквашенным носом, разодранным ухом или подбитым глазом.
     Завязался общий разговор, только Шэн, молча, как упрямый  рабочий  вол,
продолжал трудиться. Жори пришел в восторг от сборщицы винограда. Он  обожал
крупных женщин. На родине он дебютировал романтическими  сонетами,  воспевая
грудь и пышные бедра прекрасной колбасницы, которая смутила его покой;  а  в
Париже, где он встретился со старыми приятелями, он стал  завзятым  критиком
искусства; чтобы существовать, он писал статейки  по  двадцать  франков  для
маленькой газетки "Тамбур".
Быстрый переход