Окончательная глупость его покровителя,
который довел приключения несчастного Шэна до полного абсурда, состояла в
том, что вопреки подлинному призванию Шэна - резать по дереву - буржуа
направил все его усилия к живописи; Шэн писал, как каменщик, обращая краски
в месиво, умудряясь загрязнить самые светлые и прозрачные тона. Однако при
всем неумении его силой была точность, его полотна походили на тщательно
отработанный наивный примитив; он стремился точно воспроизвести детали, в
чем сказывалась ребячливость его существа, только что оторванного от земли.
Рисунок печки, съехавшей в перспективе набок, был сух, но точен. Написана
она была мрачно, красками цвета тины.
Подошедший Клод при виде этой мазни был охвачен жалостью, и, столь
строгий к плохой живописи, здесь он нашел уместным похвалить художника:
- Да, про вас нельзя сказать, что вы притворщик! Вы, по крайней мере,
пишете так, как чувствуете, ну что же, и это уже хорошо!
В это время открылась дверь, и появился красивый белокурый юноша с
крупным носом и голубыми близорукими глазами. Он вошел с возгласом:
- Знаете эту аптекаршу на углу, она просто кидается на вас!.. Грязная
тварь!
Все рассмеялись, за исключением Магудо, который смутился.
- Жори, король сплетников, - объявил Сандоз, пожимая руку вновь
пришедшему.
- А! В чем дело? Магудо с ней спит! - закричал Жори, поняв свою
неловкость. - Ну и что? Подумаешь! Кто же откажет себе, если женщина
навязывается!
- Ты-то хорош! - захотел отыграться скульптор. - Чьи это когти видны на
твоей физиономии, кто содрал тебе кожу со щеки?
Все расхохотались, а Жори, в свою очередь, покраснел. В самом деле,
лицо у него было расцарапано, на щеке виднелись два глубоких шрама. Сын
плассанского чиновника, он с юности приводил отца в отчаяние своими
любовными похождениями. Превзойдя меру в излишествах, под предлогом, что он
едет в Париж заниматься литературой, Жори спасся бегством с кафешантанной
певицей. Вот уже два месяца, как они расположились в самой низкопробной
гостинице Латинского квартала. Эта девица буквально сдирала с него кожу
всякий раз, как он изменял ей с первой встречной юбкой, попавшейся ему на
тротуаре. Поэтому он всегда появлялся расцвеченный синяками и шрамами, с
расквашенным носом, разодранным ухом или подбитым глазом.
Завязался общий разговор, только Шэн, молча, как упрямый рабочий вол,
продолжал трудиться. Жори пришел в восторг от сборщицы винограда. Он обожал
крупных женщин. На родине он дебютировал романтическими сонетами, воспевая
грудь и пышные бедра прекрасной колбасницы, которая смутила его покой; а в
Париже, где он встретился со старыми приятелями, он стал завзятым критиком
искусства; чтобы существовать, он писал статейки по двадцать франков для
маленькой газетки "Тамбур". |