Изменить размер шрифта - +
В глубине души он мечтал
о премии Рима, хотя и насмехался над ней, как надо всем другим.
     Жори стал среди  комнаты  со  стаканом  пива  в  руке  и,  отпивая  его
маленькими глотками, заявил:
     - В конце концов, это жюри осточертело мне! Хотите, я его  опрокину?  С
ближайшего номера я начну его  бомбардировать,  ведь  вы  поможете  мне,  не
правда ли? Мы разнесем его в клочки! То-то будет забава!
     Клод одобрил его, все приятели загорелись  этой  мыслью.  Да,  да,  они
откроют кампанию! Они объединят свои  усилия,  плечом  к  плечу  они  вместе
пойдут к цели. Ни один из них в эту минуту не думал о своей личной славе - в
ту пору еще ничто не разъединяло их: ни глубокое несходство, о  котором  они
не подозревали, ни соперничество, которое впоследствии оттолкнет их друг  от
друга. Разве успех одного не был их общим успехом?  Юность  бродила  в  них;
преданность друг к другу переливалась через край;  они  увлекались  извечной
мечтой сплотиться на завоевание  мира;  каждый  отдавал  себя  без  остатка;
подталкивая один  другого,  друзья  как  бы  становились  в  ряд,  организуя
сомкнутую шеренгу. Клод был общепризнанным главой, он  заранее  провозглашал
победу, раздавал награды. Даже Фажероль при всей его парижской насмешливости
верил  в  необходимость  такого  объединения;  Жори,  провинциал,   еще   не
акклиматизировавшийся в Париже, не задаваясь столь высокими  целями,  просто
хотел быть полезным своим товарищам, ловил на лету их  фразы,  составляя  из
них статьи. Магудо, преувеличивая свою грубость, конвульсивно сжимал кулаки,
точно булочник, собирающийся месить тесто, - только  месивом  был  для  него
целый свет; а  опьяненный  Ганьер,  забыв  об  умеренности  и  осторожности,
делавшей его  живопись  серой,  провозглашал  царство  чувств,  уничтожающее
разум; Дюбюш же, положительный и  благоразумный,  вставлял  лишь  отрывочные
возражения, падавшие, подобно ударам молота, на разгоряченные  умы.  Сандоз,
счастливый, смеясь от радости, что видит  всех  приятелей  вместе,  в  одной
упряжке, как он выражался, откупорил еще одну бутылку пива. Он способен  был
опустошить весь свой дом, крича:
     - Теперь, когда мы вместе, мы уже не отступим!.. В этом и есть жизнь  -
бороться вместе, когда вас воодушевляют общие  идеи,  и  да  испепелит  гром
небесный всех идиотов!
     Его прервал звонок. Наступило молчание, Сандоз воскликнул:
     - Уже одиннадцать часов! Кто бы это мог быть?
     Он побежал отпирать, и все услышали его радостные  восклицания.  Широко
распахнув дверь, он говорил:
     - Как это любезно с вашей стороны заглянуть к нам!.. Бонгран, господа!
     Знаменитый художник, которого хозяин дома приветствовал с  почтительной
и дружеской предупредительностью,  вошел  с  распростертыми  объятиями.  Все
поднялись, взволнованные, ободренные его горячим и  сердечным  рукопожатием.
Бонгран, высокий плотный  человек  сорока  пяти  лет,  с  измученным  лицом,
обрамленным длинными седыми волосами, недавно был избран в Академию,  и  его
скромная куртка из  альпага  была  украшена  розеткой  -  орденом  Почетного
легиона.
Быстрый переход