Источник веры и религиозности — любовь. Это определяющая форма духовности. Обращаясь к ней, Ильин проводит тонкое различие между двумя формами любви — инстинктивной и духовной. Любовь, рожденная инстинктом, субъективна, необъяснима. Иногда это ослепление, всегда — идеализация. «По милу хорош» — гласит пословица. Но есть к ней антитеза — «по-хорошему мил», это уже о другом виде любви — любви духа, в основе которого лежит восприятие совершенства, объективного идеала. Именно такая любовь лежит в основе религиозного чувства.

Критическую настороженность современного читателя может вызвать глава о национализме: нас приучили к отождествлению этого слова с шовинизмом, неприязнью к другим народам. Ильин толкует национализм иначе — только как позитивное проявление национального духа. «…Любовь к своему народу не есть неизбежно ненависть к другим народам; самоутверждение не есть непременно нападение; отстаивание своего совсем не означает завоевание чужого. И таким образом национализм и патриотизм становятся явлениями высокого духа, а не порывами заносчивости, самомнения и кровопролитного варварства, как пытаются изобразить это иные современные публицисты, не помнящие родства и растерявшие национальный дух»²².

Это не случайная обмолвка. Аналогичные мысли Ильин высказывает и в других работах. «Истинный национализм есть не темная, антихристианская страсть, но духовный огонь, возводящий человека к жертвенному служению, а народ к духовному расцвету»²³. Широко распространено ошибочное мнение, приписывающее русской философии дефицит правосознания. Недооценка права якобы отличает русскую мысль от западной. Ильин — живое тому опровержение. При том, что он не одинок. Двух его учителей-правоведов — П. Новгородцева и Е. Трубецкого я уже называл. До них были Чичерин и Соловьев. Современник и соратник Ильина Вышеславцев — тоже юрист и философ права. Это имена.

А концепции состоят в том, что русская школа философии права выработала некоторые принципы, говорящие о высокой культуре юридической мысли, хотя и несколько иной, чем на Западе. «В 19 веке в Европе расцвела абстрактная и формальная юриспруденция, которая считалась только с положительным правом и не хотела слышать о естественном (т. е. верном, идеальном, совестном) праве; и лишь там и сям можно было отыскать в этой юриспруденции скудные намеки на социальную идею и бледные остатки христианской идеологии, причем и то и другое считалось «субъективным» и «ненаучным»²⁴. Расцвету формальной юриспруденции соответствует разлагающееся правосознание — один из наиболее характерных признаков современного духовного кризиса.

Ильин — сторонник «естественного» права, которое дается человеку «от природы», связано с его совестью, сливается с моралью. Совестный акт для Ильина — важнейший компонент духовного обновления. «От совестного акта не следует ожидать ни слов, ни суждений, ни изречений, ни формул. Совестный акт подобен скорее молнии, сверкающей из мрака, или мощному подземному толчку, как при землетрясении. Здесь нет по-человечески раскрытой разумности, но есть как бы некий ослепительный свет, озаряющий внутренние пространства души, от которого человек как бы мгновенно прозревает — ибо совесть есть состояние нравственной очевидности»²⁵. Ильин считал европейское правосознание формальным, черствым и уравнительным, а русское — бесформенным, добродушным и справедливым²⁶. Но это не в укор русским: «История русского правосознания свидетельствует о постепенном проникновении его духом [сердечного чувства], братского сочувствия и индивидуализирующей справедливости»²⁷. «Мало закона, — писал он.