Обязанность философии сегодня быть понятой и понятной. Поэтому пусть не удивляется читатель эссеистской манере изложения. Она соответствует духу русской философии, обращенной и в этом плане ко всем. Идеал трудно строить из понятийных конструкций, образ — более подходящая форма. Сказано: все жанры хороши, кроме скучного. Философскую книгу, правда, берут в руки не для развлечения. Но она не должна служить и сильным снотворным. Можно примириться с тяжелым слогом у Канта и Гегеля: они впервые прикоснулись ко многим проблемам, для которых не хватало обычных слов. В наши дни, когда карта мировой мудрости лишена белых пятен, нет нужды создавать их заново. А об известном принято говорить просто.

Примечания

¹ Троцкий Л. Литература и революция. М., 1991. С. 268.

² Иванова Т. Нефилософские вопросы? // Вопр. философии. 1988. № 3. С. 159.

Глава первая

РУССКАЯ ИДЕЯ

КАК ПОСТСОВРЕМЕННАЯ ПРОБЛЕМА

Полагается быть современным. Что может сегодня для философа быть современнее проблемы постсовременности («постмодерна»)? Именно она вызывает горячие споры и многоразличные толкования. Как бы мы ни уходили от нее, она встает перед нами при любой попытке соотнести прошлое с настоящим, что в конце концов обязан сделать любой историк культуры. Такое соотнесение особенно важно сегодня, когда человечество оказалось перед всеобщей катастрофой — ядерной, экологической, демографической. Тень апокалипсиса легла на землю.

Немудрено, что постсовременность толкуют прежде всего как углубление кризиса, как смакование его. Не возражая против такого толкования, я хочу дополнить его. Релятивизм во всем, и прежде всего релятивизм ценностей, — знамение времени. Немецкий термин «Beliebigkeit», английский — «Anything goes» выражают суть дела. По-русски — «все дозволено». Этой формулы, как известно, страшился Достоевский. Нового в ней ничего нет. Вообще, если приглядеться к лозунгам, которые выдаются за последнее слово постмодерна, многое оказывается повторением пройденного. Нигилизм возник не вчера. Релятивизм ценностей — тем более.

Настоящее всегда рассматривалось как утрата чего-то, имевшегося в прошлом. Только за счет того, что потери считались меньшими, чем приобретения, идея прогресса жила. Сегодня баланс потерь и приобретений грозит обернуться дефицитом последних: человечество теряет больше, чем приобретает. Потери столь велики, что мысль о превосходстве над прошлым теряет смысл — возникает желание вернуться назад, не теряя, разумеется, положительных приобретений нашего времени. Понятие «постсовременность» приобретает именно это значение. Наряду с негативной тенденцией углубления кризиса культуры понятие «постсовременность» отражает прямо противоположную тенденцию преодоления беды.

В этом плане главное состоит в следующем. Современным считается то, что соответствует духу настоящего, находится в известном противоречии к старому, ушедшему. При этом на прошлое смотрят как на предпосылку современности, как на низшую «снятую» ступень. Постсовременность, на мой взгляд, отличается от современности тем, что на прошлое смотрят не как на предпосылку, а как на свою непосредственную составную часть. Это слияние того, что есть, с тем, что было.

Постсовременная архитектура использует все предшествующие стили, хорошо ли, плохо ли — другой вопрос. Главное, она с пониманием относится к тому, что было, стремится включить его в себя. Так ведет себя и нынешняя философия. Она стала постсовременной после того, как поняла, что ничего нового изобрести нельзя. Его можно обрести, найти в культурном наследии.