|
Вчера минуло три недели... Слишком долго, думала она, я должна ждать. Нет! Невозможно! А что, если он умрет, как этот Вискоумб? Нет! Не может быть! С ним ничего не может случиться. Никогда. Он всесилен и защищен от всего. Но... но придется ждать следующего месяца. Еще три недели... Без зрения!.. Вот что это значит - ослепнуть... Но разве воспоминания потускнели? Разве они ослабли? Как выглядит дерево? Или облако?.. Я не помню! Что такое зеленое? Что такое красное? Боже! Это уже истерия! Я слежу за ней, но не могу ее прекратить! Надо принять лекарство. Лекарство! Плечи ее тряслись. Лекарство принимать она не стала, но сильно прикусила платок, пока острые зубы не прорвали ткань. - Берегись, - сказала она личному блаженству, - тех, кто жаждет справедливости, потому что мы желаем удовлетворения. И берегись кротких, ибо мы будем пытаться унаследовать Землю. И берегись... Коротко прожужжал телефон. Она убрала платок, сделала спокойное лицо и повернулась к аппарату. - Алло. - Элина, я вернулся. Как вы? - Хорошо, даже вполне хорошо. Как прошел ваш отпуск? - О, не жалуюсь. Я давно собирался и, думаю, что заслужил отдых. Слушайте, я привез вам кое-что показать - например, Винчестерский кафедральный собор. Хотите прийти на этой неделе? Я свободен в любое время. "Сегодня!.. Нет. Я отчаянно хочу этого. Это может стать препятствием, если он увидит..." - Как насчет завтрашнего дня? - спросила она. - Или послезавтрашнего? - Завтра будет прекрасно, - ответил он. - Встретимся в "К. и Л." около семи? - Да. Это будет очень приятно. Тот же столик? - Почему нет? Я закажу его. - Идет. Значит, завтра увидимся. - До свидания. Связь выключилась. В ту же минуту в ее голове внезапно закружились цвета, и она увидела деревья - дубы, сосны и секвойи - большие, зеленые с коричневым и серым; она увидела комья облаков, протирающих пастельное небо, и пылающее солнце, и озеро глубокой, почти фиолетовой синевы. Она сложила свой изорванный носовой платок и выбросила. Она нажала кнопку рядом со столом, и кабинет наполнился музыкой. Скрябин. Затем нажала другую кнопку и снова проиграла надиктованную ею пластинку, но почти не слышала ни того, ни другого... *** ...Пьер подозрительно понюхал еду. Санитар снял ее с подноса и вышел, заперев за собой дверь. Салат ждал на полу. Пьер осторожно подошел к нему, захватил горсть и проглотил. Он боялся. "Только бы сталь перестала грохотать, сталь о сталь, где-то в этой темной ночи... Только бы..." *** ...Зигмунд встал, зевнул и потянулся. На секунду его задние лапы ослабли, затем он стал внимательным и встряхнулся. Она, наверное, скоро пойдет домой. Он поглядывал вверх, на часы, висящие на уровне человеческого роста, чтобы проверить свои ощущения, а затем подошел к телевизору. Встав на задние лапы, он одной передней оперся о стол, а другой включил телевизор. Время сводки погоды; может быть, дороги обледенели... *** - ...Я проезжал через всемирные кладбища, - писал Рэндер, - обширные каменные леса, которые каждый год увеличиваются. Почему человек так ревниво охраняет своих мертвых? Не потому ли, что это монументально демократический путь увековечивания, высшее утверждение вредящей силы, то есть жизни, и желание, чтобы она продолжалась вечно? Унамуно уверял, что это именно так. |
