Товарищи - это Пронин Иван и Дашкевич Казимир, он же Казя. Пронин похож
на меня, он так же молод, весел и подвижен. А Дашкевич даже на самого себя
не всегда бывает похож. Он как весенняя погода: то дождь, то снег, то
солнышко, то тучи, то тепло, то холодно - всего понемножку. Казя - высокий,
худощавый, угловатый. Он здоров, но мнителен и часто находит в себе
несуществующие болезни.
Судьба забросила нас очень далеко - на острова Новой Земли. Мы работали
радистами на метеорологической станции. Для меня Новая Земля была самой
новой. Для Дашкевича новость Новой Земли значительно устарела. Казе надоели
однообразные "киносеансы" северного сияния, надоели морозы, зимы без солнца.
- Довольно, три года отдежурил, - говорил он, - и баста! С первым же
пароходом я уезжаю отсюда. А если какой-нибудь гидроплан случайно навестит
нас, непременно улечу. Я болен. Я совершенно разбит. Меня лихорадит. У меня
ломит все тело, как будто...
- Как будто тебя "дружески обнимал белый медведь". Слыхали. Не
повторяйся, Казя! - сказал Пронин. - Ты уже третий день киснешь. Пойди к
профессору Вагнеру, он, наверно, вылечит тебя.
- Вагнер не медик, - ответил Казя.
- Профессор Вагнер - энциклопедист, всеобъемлющий ум. Пойди к нему, и
он очень быстро излечит твою болезнь. Вот Чижик проводит тебя.
Дашкевич нерешительно посмотрел на меня, вздохнул и сказал:
- Нянек мне не нужно. Дойду и сам... А ну как Вагнер меня прогонит!
Скажет: я вам не доктор-Пронин схватил шапку Дашкевича и нахлобучил ему на
голову. В то же время я накинул Казе на плечи доху, Пронин раскрыл дверь, и
мы вытолкнули нашего товарища на сорокаградусный мороз. Покончив с этим
человеколюбивым деянием, мы уселись за аппараты и углубились в работу. Я
принимал, а Пронин отправлял метеорологические бюллетени.
Прошел час, а Дашкевич все еще не возвращался. Профессор Вагнер жил
недалеко от нас, всего в десяти минутах ходьбы. Пора бы Дашкевичу вернуться.
Я уже начал беспокоиться. Волновался и Пронин.
- Трудный случай, - сказал он. - Сам Вагнер, очевидно, затрудняется
поставить диагноз. Видно, всерьез заболел наш Казя...
В это время замерзшая дверь ужасно затрещала, заскрипела и открылась.
Клубы пара на мгновение наполнили всю комнату, и, когда они рассеялись, мы
увидели нашего друга, вышедшего из морозного облака, как Венера из морской
пены. Мы внимательно смотрели друг на друга:
Дашкевич на нас - с загадочной насмешливостью, мы на него -
вопросительно.
Наконец Пронин не выдержал и спросил:
- Был?
Дашкевич с той же загадочной улыбкой молча кивнул головой.
- Вылечил?
Дашкевич не отвечал. Лицо его было очень красно, и он быстро и часто
дышал. Очевидно, его лихорадка усилилась. Мне даже показалось, что от него
пышет жаром, как от нашей железной печки, когда она накалена. |