С трудом отворив тяжелую дверь камеры, они направились туда, где в конце каменного коридора виднелся слабый свет. Все попытки побега Гейбриела завершались именно там, в конце этого коридора.

Когда они начали движение, свет казался Гейбу страшно далеким. Но вот они подошли ближе, и его приподнятое настроение куда-то улетучилось. Тогда он попытался сконцентрировать внимание на шагающей рядом женщине. Ее лицо было спокойно, походка казалась уверенной, но, даже несмотря на это, Гейб понимал, что если охранник бросит на нее внимательный взгляд, то сразу поймет, что она играет роль.

Когда они уже собирались выйти на свет из неосвещенного коридора, Гейб на мгновение замешкался, а затем и вовсе застыл на месте. Шарлотта повернулась к нему, и на ее лице Гейб впервые увидел сочувствие.

– Это еще не свобода, а всего лишь дорога к ней, и мы должны ее пройти.

Гейб затряс головой, прилагая все силы, чтобы рассеять ощущение неминуемого несчастья. Тюрьма словно обладала над ним какой-то необъяснимой властью. Вряд ли Шарлотта сможет понять его болезненное желание остаться там, а не подвергаться еще большему риску.

В конце концов он все же нашел в себе силы последовать за ней, а она облегчила их бегство, задержавшись рядом с охранником и пробормотав что-то насчет молитвы о его здоровье. Тот вместо ответа разразился новым приступом кашля, затем махнул рукой в сторону выхода. Удивлению Гейбриела не было предела: неужели Шарлотта подкупила здесь всех? Не молитвами, конечно, но тогда чем?

Когда они двинулись прочь от охранника, где-то внизу раздался шум, и тут же все известные Гейбу ругательства промелькнули у него в голове.

Охранник потянулся за дубинкой, но смотрел он не на них, а туда, откуда раздавались крики и ругань.

– Эй вы, поторопитесь, а то они там опустят ворота и снова поднимут их лишь через несколько часов, – бросил он через плечо Шарлотте.

Шарлотту не надо было подгонять: не оглядываясь на следовавшего за ней по пятам Гейбриела, она пересекла тюремный двор и прошла под подвесной решеткой, у которой двое служащих боролись с поворотным механизмом.

– Он совсем заржавел и не закрывается, – крикнул один охранник другому. – Зови солдат!

Следуя, за Шарлоттой, Гейбриел побрел по узенькой улочке, которая вывела их на другую улицу, более широкую. Когда они вышли на нее, солдаты в форме торопливо пробежали мимо них.

Шарлотта остановилась и с любопытством оглянулась. Гейбриел нетерпеливо дернул ее за руку:

– Идем скорее, хватит глазеть.

– Нет, – возразила она, – они удивятся, если мы не проявим хотя бы некоторой заинтересованности.

– А как же Жорж, что будет с ним? – Гейб не хотел оказаться виновным еще в одной смерти.

Шарлотта ответила не сразу, и Гейб тоже стал глазеть на солдат.

– Как мило, что вы так переживаете, милорд, – произнесла наконец Шарлотта. – Я бы даже задалась вопросом, что вы за человек, если бы заранее не знала ответа. – Она оглянулась на тюрьму. – Что до Жоржа, то он отлично знает, что ему следует делать.

Все ясно. В ней начисто отсутствует мягкость, за исключением разве что ее тела, которое, как подозревал Гейбриел, Шарлотта использовала с тем же хладнокровием, с каким использовала Жоржа. Легкий, как перышко, поцелуй, сорвавшийся с ее губ, когда она произносила его имя, был таким же рассчитанным, как и все остальные ее действия. Тогда он еще не знал этого, но теперь уж точно не забудет.

Гейб перекрестился, стараясь выглядеть настоящим монахом, и стал кивками отвечать на комментарии собравшейся вокруг толпы по поводу возможного бунта в тюрьме и цены, которую заключенным придется заплатить за эту попытку.

Несмотря на прохладный ветерок, пот заливал его лоб; любой, кто смотрел в их сторону, казался ему солдатом, готовым взять их с Шарлоттой под стражу.