И я совсем не знала, как приспособиться к новой реальности. Казалось, я себя теряю. Все, что было важно, теперь не имело значения. Это пугало.
Словно смысл существования потерялся.
Раньше мне нужно было уходить в Туман, заботиться о доме. О том, чтобы у сестёр была пища, было тепло и травы, если вдруг хворь какая. Я твёрдо стояла на ногах и знала, зачем я просыпаюсь каждое утро.
Но Лестры больше нет. Об Эмбер позаботятся северяне. Вард Сай её подлечит и, наверняка, вскоре она найдёт себе достойного жениха.
Глубоко вздохнув, я осторожно положила свою руку на мужское бедро. Как себя вести с Вульфриком? Чему верить и откуда ждать подвоха? Я не представляла, чем должна заниматься жена варда: уж явно не котелки чистить и дрова колоть. Всё чему меня учили, потеряло смысл.
Плакать хотелось от непонимания происходящего.
Повернув голову, я уткнулась в широкую обтянутую лёгким кафтанном мужскую грудь. «Всё наладиться, — мысленно взбодрила я себя, — встанет на свои места.
Нужно только потерпеть и подождать».
Плюнув на всё, обняла мужчину.
Мы выехали за врата. Как-то рассеянно я поглядывала на попадающихся на нашем пути местных и северян. Они бросали в нашу сторону странные улыбки и шушукались, наверняка растаскивая сплетни. Раньше меня бы это задело. Я не любила, когда наша семья становилась центром деревенских новостей.
А сейчас на душе царила странная безмолвная пустота.
Мы выехали на дорогу и устремились в сторону тумана на заброшенный древний тракт. Проходили минуты, никто из нас так и не обронил ни слова. Мне нечего было ему сказать. Наверное, ему тоже.
— Куда дальше? — спросил ровным голосом Вульфрик, когда мы оказались на развилке.
— Налево, — негромко подсказала я.
Мы повернули и снова замолчали. Вскоре между деревьями стали появляться обрушенные деревянные стены домов и покосившиеся сгнившие заборы. Ни одного целого строения не осталось. Это место пугало. Отталкивало и угнетало.
Я поняла, почему мужики прозвали деревню — «гибняк».
Деревня и, правда, оказалась мёртвой и истлевшей.
Мы проехали возле очередного скосившегося забора. В пыли у завалинки я увидела старую грязную вылинявшую лошадку — качалку. Когда-то и у меня была такая же.
Эта игрушка почему-то испугала. И наполнила, как именно погибли люди, жившие здесь.
Я, поёжившись, озиралась ещё внимательней.
Почерневшие потрескавшиеся трухлявые брёвна, заросшие бурьяном огороды, покосившиеся завалинки, лопнувшее колесо от телеги и будка с цепью. Невольно. я прижалась к варду.
Солнце низко склонилось к горизонту и день подходил к концу.
Я всё ещё не понимала, зачем было ехать сюда сегодня в сумерках. Чтобы нервы себе пощекотать?!
Вульфрик молчал и также внимательно смотрел по сторонам.
Наконец, мы выехали на окраину, где возвышались руины сгоревшего храма, а за ним развалившийся от старости дом жреца.
— Значит, говоришь, храм сгорел за пару дней до праздника урожая, — негромко уточнил северянин.
Я кивнула. Мы подъехали к развалинам, покрытым слоем копоти, и остановились.
Само здание храма уцелело. Обрушилась лишь крыша и крыльцо, дверь, ведущая в помещение, была заперта. Спешившись, Вульфрик подошёл к ней и с силой дёрнул. Противно скрипя, она подалась и открылась.
Даже удивительно, что не развалилась и не сорвалась с петель. Мужчина заглянул внутрь и осмотрелся. Я же хотела просто уехать отсюда подальше.
— Ну как со мной пойдёшь или здесь подождёшь? — спросил Вульфрик, не глядя на меня.
Я осмотрелась вокруг. Такая тишина, даже ветра неслышно. Эти жуткие развалины: окна как пустые глазницы, висящие на ржавых петлях калитки. Всё это наводило ужас. |