Когда Анна вернулась, мама закрыла за собой дверь в кабинет Дермота, оставив его одного справляться с горем. Эммер не хотела лишний раз расстраивать свою дочь. Она сказала Анне, что отец дал согласие, на то чтобы она отправилась в Лондон, однако она должна пообещать, что позвонит сразу по прибытии в город, после того как устроится в квартире Ривьеров.

— Когда позвонит Пако, можешь передать ему, что твой отец согласился отпустить тебя в Лондон на полгода. Если по прошествии этого срока вы все так же будете настроены на брак, он приедет в Лондон, чтобы благословить ваш союз. Ты довольна, моя дорогая? — спросила Эммер, погладив бледной рукой длинные рыжие волосы дочери. — Анна Мелоди, ты наше единственное сокровище. Мы не будем счастливы, когда ты покинешь нас, но пусть хранит тебя Господь, раз ты чувствуешь, что этот мужчина так много значит для тебя. — Ее голос задрожал. — Прости мне мою излишнюю эмоциональность, но ты для нас была и светом, и воздухом... — добавила она.

Анна обняла маму, ощущая, как сжимается горло. Она сожалела не о том, что покидает родину, а о том, что ее отъезд причинит столько горя родным.

Дермот чувствовал себя потерянным. Он наблюдал, как тени, все увеличиваясь, заполняют его комнату, и вспоминал, как его маленькая дочка, одетая в нарядное воскресное платье, танцевала в комнате. Он дал волю слезам, так как не представлял будущее без нее. Ему хотелось броситься к ней, но он пошатнулся, и пустая бутылка из-под виски упала и покатилась ему под ноги. Когда напуганная Эммер зашла в комнату, Дермот уже громко храпел в кресле. Перед ней был тоскующий и сломленный человек.

* * *

До отъезда в Лондон у Анны оставалось еще одно нерешенное дело. Она должна была отправиться к Шону О'Мара и сказать, что не может выйти за него замуж. Подойдя к дому, она увидела, как мать Шона, бодрая веселая женщина, похожая на квадратного головастика, немедленно рванула в сторону холла, чтобы известить сына о неожиданном возвращении невесты.

— Как прошла твоя поездка, моя дорогая? Думаю, она произвела на тебя большое впечатление, не так ли? — затараторила она, вытирая испачканные мукой руки о передник.

— Мне все очень понравилось, Мойра, — ответила Анна, сдержанно улыбаясь и глядя женщине через плечо, чтобы первой заметить Шона.

Тот не заставил себя ждать и спустился вниз, перепрыгивая через ступеньку.

— Я очень рада, что ты вернулась, это я тебе точно говорю, — снова залопотала она. — Наш Шон себе места не находил все выходные. Как приятно видеть, что он опять улыбается.

Она удалилась в дом со словами:

— Я оставлю вас наедине, поворкуйте.

Шон застенчиво поцеловал Анну в щеку, а потом взял за руку и повел вдоль улицы.

— Как тебе понравился Лондон?

— Прекрасно, там было прекрасно, — ответила она, приветствуя Пэдди Найхана, проехавшего мимо них на велосипеде.

После того как они раскланялись еще с несколькими знакомыми, Анна решила начать разговор, не в силах уже выдерживать напряжения.

— Шон, мне надо поговорить с тобой. Там, где мы можем побыть наедине, — добавила она, и на лбу у нее обозначилась горизонтальная складка, выдававшая ее волнение.

— Не надо так нервничать, Анна. Не может быть, чтобы тебя занимало что-то уж слишком серьезное, — рассмеялся Шон.

Они направились в сторону холмов и начали взбираться наверх, храня молчание. Шон попытался завести разговор, задавая Анне наводящие вопросы о Лондоне, но она отвечала односложно, и он оставил свои попытки. Когда они удалились подальше от любопытных глаз, Анна взглянула на его бледное угловатое лицо, его наивные зеленые глаза и испугалась, что у нее не хватит мужества сказать ему правду. Она знала, что сейчас причинит ему сильную боль.

— Шон, я не могу выйти за тебя замуж, — вымолвила она и заметила, как его лицо исказилось от шока.