Они выглядели такими уязвимыми и хрупкими рядом с крепким и сильным Пако. Анна очень огорчилась, узнав, что родителей не будет на ее свадьбе, но в то же время обрадовалась этому, поскольку тогда они не встретятся с семьей Пако. Ей не хотелось открывать, откуда она родом, чтобы родители Пако не подумали, что она недостаточно хороша для их сына. Она тут же ощутила угрызение совести, оттого что позволяет себе такие эгоистичные мысли. Если бы они узнали, что занимает ее в момент прощания с самыми близкими людьми, то были бы потрясены.
Последний взмах руки, последние слова прощания — и Анна отвернулась от своего прошлого, чтобы радостно принять неизвестное будущее. Она была уверена, что станет героиней ожидающей ее сказки.
Глава 7
Когда Анна впервые увидела Санта-Каталину — стоящий посреди огромной равнины дом в колониальном стиле, окруженный высокими деревьями, она поняла, что будет здесь счастлива. Гленгарифф казался бесконечно далеким, она ощущала такое радостное возбуждение, что ей было не до воспоминаний о своей семье или о бедняжке Шоне.
Она уехала из Лондона в пору золотой осени, а в Буэнос-Айресе в это время все цвело и взрывалось красками, потому что в Аргентине была весна. В аэропорту пахло потом, было очень влажно, а от одной из пассажирок, которой вздумалось освежиться, дохнуло ландышами.
Анну и Пако встретил крепкий мужчина со смуглым лицом, на котором светились маленькие карие глазки, и читался намек на улыбку. Он занялся багажом, а потом вывел их через боковую дверь прямо на улицу, залитую ноябрьским солнцем. Пако ни на минуту не отпускал ее руки. Он демонстративно держал ее руку все время, пока они ждали машину, которую подали со стоянки аэропорта.
— Эстебан, это моя невеста, сеньорита О'Двайер, — сказал он смуглому мужчине, загружавшему их чемоданы в багажник.
Анна, которая немного научилась испанскому в Лондоне, робко улыбнулась и протянула водителю руку. Его рукопожатие было горячим и крепким, а рука — влажной. Своими глазами-изюминками он внимательно изучал ее лицо. Позже она поинтересовалась у Пако, почему на нее все обращают внимание, и он объяснил ей, что в Аргентине почти невозможно встретить бледнокожую и рыжеволосую женщину. Анна выставила разгоряченное лицо в открытое окно автомобиля, чтобы охладиться и получше рассмотреть незнакомый городской пейзаж.
Она решила, что Буэнос-Айрес очарователен в своей старомодности. Он напоминал европейские города, которые изображают в туристических справочниках. Некоторые здания вписались бы в парижский или мадридский пейзаж. Площади были окружены пальмами, а парки поражали воображение буйством красок. К ее восторженному удивлению, яркие цветы пробивались даже сквозь асфальт. В воздухе витал аромат чувственности. Маленькие кафе были заполнены людьми, которые сидели за столиками, установленными прямо на пыльном тротуаре, выпивали или играли в карты. Пако объяснил, что, когда их предки прибыли в Аргентину во второй половине девятнадцатого века, они отстраивали города по европейскому образцу в напоминание о своих родных местах и традициях, на которых воспитывались. Наверное, так первые эмигранты боролись с ностальгией. Поэтому оперный театр похож на итальянскую «Ла Скала», вокзал — на лондонский Ватерлоо, а улицы, усаженные платанами, — на юг Франции.
— Тоска по оставленной родине заложена у нас в крови, — сказал он. — Мы безнадежные романтики.
Она засмеялась, наклонилась к нему и страстно поцеловала.
Анна жадно вдыхала запах эвкалипта и жасмина, которыми были усажены маленькие затененные площади, и наблюдала за оживленным потоком людей. Ее внимание привлекали элегантные смуглолицые женщины и уверенные в себе мужчины, которые прохаживались вдоль тротуаров, меряя взглядом красавиц, спешивших им навстречу. Перед ней разворачивалось сложное, как в балете, действо: пары обменивались легкими рукопожатиями за столиками в кафе, а другие пары целовались на парковых скамейках, залитых солнечным светом. |