|
Потом щелчком наманикюренного пальца отбрасывает окурок. Но этот жест не доставляет ему желаемого удовольствия. Он принимается носком ботинка рыть землю, но и это ему не нравится. - Старик отбыл с час назад, - говорит он после некоторого раздумья. - И не спрашивай меня, куда он поехал. Я ничего не знаю. Может быть, он отправился путешествовать. Надеюсь, теперь ты отчалишь? Становится ясно, что ворота он не откроет, и я только потеряю время. Я возвращаюсь к машине и нажимаю на клаксон. Он смотрит, как я разворачиваюсь. Когда я отъезжаю на приличное расстояние, он входит в ворота и закрывает дверь. Проехав вдоль ограды, я сворачиваю на проселочную дорогу, которая не просматривается из дома. Выключаю мотор и выхожу из машины. Ограда не очень высокая, и не нужно быть акробатом, чтобы взобраться на нее. Оказавшись по ту сторону, я падаю в клумбу с цветами. Время около девяти часов, и у меня мало шансов натолкнуться на Натали Серф. Я не надеюсь, что ради меня она рискнет на необдуманный поступок, но попробовать все же следует. Место неплохое, есть где спрятаться. Дом отсюда далеко. Я двигаюсь не спеша, внимательно смотрю по сторонам. Мне не особенно хочется встречаться со стражем. У этого паренька наверняка есть нож. Прохожу мимо пруда, размеры которого позволяют проводить на его глади парусные регаты. Вид у него совсем заброшенный, но мне некогда раздумывать почему, - дом уже недалеко. Дорога от пруда выстлана каучуком, чтобы из дома можно было идти без обуви. Поднимаюсь по ступенькам и оказываюсь на террасе, которая опоясывает дом. Я прячусь за рододендронами и наблюдаю за фасадом - не видно ли там какого-нибудь движения. Затем выхожу из своего укрытия и пересекаю террасу. Посреди этого огромного пространства я чувствую себя приблизительно так же, как парень, кричавший "Да здравствует война!" на конгрессе в защиту мира. Нет машин в гараже, нет боев-филиппинцев, которых можно заставить говорить, нет лакея, чтобы он принял у меня шляпу. Я набираюсь храбрости и оказываюсь в лоджии. Она здесь, в своем кресле на колесиках, закутанная в кимоно желтого цвета. На коленях у нее блюдо с салатом и тостами, намазанными маслом. Она смотрит прямо перед собой таким взглядом, каким обычно смотрят люди, привыкшие к одиночеству. Моя тень падает на ее ноги. Она, не поднимая головы, косит глазом... Ее безразличие улетучивается, уступая место ярости. Она сжимает тонкий рот и кладет на тарелку тост. Ее голова по- прежнему неподвижна, только ресницы поднимаются, и она смотрит на меня. - Здравствуйте, - я снимаю шляпу. - Меня зовут Мэллой. Возможно, вы помните меня. - Что вы здесь делаете? - Она выпрямляется, как струна, и смотрит исподлобья. - Пришел повидать вашего отца, - я подхожу к двери, откуда можно будет увидеть приближение неприятеля. - Он здесь? - Милс вас впустил? - ее глаза необыкновенно жестки для девушки ее возраста. - Милс - это тот паренек, крытый никелем, который сторожит входную дверь? Тип, у которого такие красивые пуговицы? Два красных пятна появляются на ее щеках. Губы поджимаются. - Как вы вошли сюда? - Через ограду, - мрачно отвечаю я. - Давайте-ка не будем портить такое чудесное утро ссорой. Я хочу видеть вашего отца. - Его здесь нет. Прошу вас уйти. - Не могу ли я повидать миссис Серф? - Ее тоже нет. |
