— А мне хотелось взглянуть, как справляются небольшие хозяйства.

— Тогда вот что. В конце месяца, 29 августа, — День фермера. В субботу все местные фермы будут пускать всех желающих. Есть ферма, где выращивают тыквы, на другой держат коз, еще пасека имеется. Всего не перечтешь. Мы тоже будем участвовать. Так что милости просим, приезжайте.

Я повесила трубку и на стенном календаре вывела красным маркером: ЭКСКУРСИЯ НА ФЕРМУ.

Тридцать два

— Я, знаете ли, по натуре сова, — сказал Дон Кэрролл, когда я по телефону попросила его о встрече. — Приходите-ка вы вечерком. Попозже.

В одиннадцатом часу я подъехала к зданию математического факультета, и воспоминания нахлынули на меня. В этом самом здании я двадцатилетней девчонкой выслеживала Мак-Коннела, торчала у дверей его кабинета, подслушивала болтовню студентов — они считали его знаменитостью. Сейчас здесь было тихо и безлюдно, в коридорах гулко отдавались мои шаги. Я дрожала от холода в тоненьком свитере и горько жалела, что не надела куртку. Пахло учреждением: средством для мытья полов, картоном и еще чем-то химическим, должно быть маркерами для досок. Запахи нашего мира меняются, я отмечаю это каждый день. В моем колледже пахло мелом, старыми книжками и краской для ротатора.

Пару раз повернув не в ту сторону, я все же разыскала нужный кабинет. Дверь была открыта. Кэрролл сидел за компьютером, спиной ко мне и лицом к окну, на столе, в опасной близости к краю, стояла чашка кофе. Кэрролл сидел совершенно неподвижно, словно спал. Я постучала, он не отозвался; я покашляла и стукнула громче. Хозяин кабинета обернулся: седые волосы, доброе лицо, светло-карие глаза за стеклами очков.

— Элли Эндерлин?

— Да. Спасибо, что нашли для меня время.

— Прошу прощения за столь необычный час. С годами спишь меньше. А известно ли вам, что Томасу Эдисону довольно было всего трех часов сна в сутки? Он изобрел электрическую лампочку, чтобы род людской не тратил время даром, валяясь в постели. Сон он считал врагом прогресса!

Кэрролл опустил глаза и с удивлением, словно увидел впервые, уставился на большой конверт у себя в руках.

— Простите великодушно, мне необходимо подсунуть это под дверь секретарю.

Поджидая его, я огляделась. Стены кабинета увешаны памятными значками, уведомлениями о всевозможных наградах в дешевеньких рамках и снимками: вот Кэрролл с молотком в руке подле Джимми Картера на фоне какой-то стройки; он же со Стивеном Хокингом; и с Полом Алленом; и с Бэроном Дэвисом. А на столе менее официальные фотографии: симпатичная женщина лет шестидесяти — жена, вероятно; черный кокер-спаниель; девочка на голубом велосипеде. Меня особенно заинтересовал один снимок — Кэрролл и молодой Питер Мак-Коннел под дождем, в одинаковых белых парках. Судя по расположению моста «Золотые Ворота» на заднем фоне, снимали в парке Крисси-Филд.

На стопке бумаг лежала книга в твердом переплете. Сначала я лишь мельком глянула на обложку, но тут же снова, уже внимательней, присмотрелась к ней. Книга оказалась на немецком, прочесть название я не могла. Так, с книжкой в руках, уставившись на обложку, я и стояла, когда вернулся Кэрролл.

— Интересуетесь топологией?

— Не совсем. Но вот этот символ на обложке я узнала.

— Да, двойной тор. — Кэрролл взял у меня книгу и положил на место. — Это новинка, сегодня прислали на рецензию. Кажется, я в соавторстве с этим господином лет двадцать назад что-то такое написал, и вот с утра ломаю себе голову, а вспомнить, кто он такой, вообразите, не могу. Совсем память отшибло! Вот что бывает, когда тебе перевалит за семьдесят. А известно ли вам, что нижняя мантия Земли движется по руслу в форме двойного тора?

Я покачала головой.

— И это очень правильно, только я запамятовал — почему.