Темпест постоял нерешительно подле автомобиля, затем сел и, повинуясь неожиданному импульсу, приказал шоферу вернуться обратно в ресторан.
Столик, за которым сидела Тото, был не занят: она уехала домой.
Темпест поймал себя, на том, что он разочарован, как мальчуган, и мысленно одернул себя.
Отпустив автомобиль, он прошел пешком те полторы мили, что отделяли его от отеля, и нашел у себя на столе кучу писем и пакетов, доставленных из посольства, за которые он тотчас и принялся.
Было четыре часа утра, когда он поднялся, потянулся и собрался укладываться, но передумал и отправился купаться, натянув старую фланелевую пару на свой купальный костюм модного американского образца: синие саржевые трусики с тонкой белой блузой.
Подплывая к доске, с которой бросаются в воду, он увидел, что на нее взбирается по лестнице девушка.
Он поднял глаза, и Тото рассмеялась прямо ему в лицо.
— Вы! — воскликнул он.
— Вы! — засмеялась Тото. — И волосы прилизаны. — Ее волосы вились по-прежнему, золотым веночком выбиваясь из-под шелкового платочка, которым была повязана ее голова.
Они сидели на доске в серебряном сиянии утра: море лежало перед ними, как большой изумруд, оправленный в алмазы; веял мягкий прохладный ветерок.
Темпест как-то вдруг перестал считать Тото "будущей" ослепительной красавицей. Он смотрел на нежные линии ее тела, на сияющее юное личико и думал, что ничего прекраснее, милее он в жизни не видывал.
Словно испугавшись, что Тото прочтет его мысли, он вдруг ринулся вниз в море, и живительная прохлада ободрила его, как пожатие руки сильного друга.
Вынырнув, он увидел Тото на гребне волны; она смеялась и рукой отбрасывала золотистые волосы, падавшие на глаза.
Они долго плавали рядом, и вышли одновременно. Темпест облекся в свой фланелевый костюм. Тото накинула купальный халат.
— Идем к нам, вы выпьете кофе, — предложила Тото, — он уже готов, наверное. Я поставила кофейник, когда шла купаться.
Поднимаясь бегом вверх по пляжу, Тото подала руку Темпесту, и так, рука об руку, они пробежали обрызганным росой садом в отель.
В гостиной было очень тихо и тепло; носился запах кофе, который варила Тото; потом она выскользнула и вернулась в утреннем платье и белых меховых башмачках.
— Весело, да? — спросила она Темпеста, грызя сухарик, и добавила: — Теперь, когда у вас волосы растрепаны, вам можно дать шестнадцать лет.
— А вам шесть! — рявкнул Темпест и разбудил Скуик, которая появилась, ужасаясь и протестуя:
— Аbег, Тото!
Темпест отправился домой, думая о холодной морской воде, о холодных, цвета морской воды, смеющихся глазах, об ароматном кофеин об аромате волос Тото, о многих и многих вещей.
За бритьем он вспомнил слова Тото, что ему можно дать шестнадцать лет! Теперь волосы его были приглажены, и, всматриваясь в себя в зеркало, он нашел, что при ярком солнечном свете выглядит совсем старым.
Бритва дрогнула в руке.
— А, черт! — вырвалось у него.
Глава IV
— Я считаю, что это затея безумная, — говорила Сильвия Меннерс, — положительно безумная. Ты раз бросила человека, потому что он надоел тебе, и ты скучала с ним, и бросишь второй раз по той же причине. Поверь мне, Верона, если человек кажется скучным, — это уж раз навсегда. Мужчин, которые с течением времени надоедают все больше и больше, я видела сколько угодно — почти все они такие, — но не видывала человека, который изменился бы к лучшему в этом отношении. Да и помимо того, если уж ты непременно хочешь снова выйти замуж, что, ради самого неба, говорит в пользу Карди скорее, чем в пользу кого-нибудь другого… если не считать того, что он красив? Красив, спора нет, но, как говорится у классиков: "есть многие другие!" Он небогат…
— Зато я богата, — перебила ее Верона Торренс своим чудесным голосом, — Торренс оставил мне все решительно. |