Он продолжал бы еще долго объясняться, если бы Карди не оборвал его таким страшным, хотя и шепотом произнесенным проклятием, что он испуганно отшатнулся, моментально лишившись дара речи.

Другие ничего не заметили. Верона смеялась или делала вид, будто смеется какому-то замечанию Варвика.

Рагос первый положил конец веселью. Он подошел к Вероне и вполголоса приказал:

— Вам надо идти, скажите, что вам нездоровится, поторопитесь.

Она, как ребенок, послушалась его и пять минут спустя вместе с Карди направилась к себе.

— Не согласитесь ли вы зайти ко мне после того, как проводите вашу сестру? — спросил Карди Варвика перед уходом. — Дело не терпит отлагательства. Сожалею, что приходится обременять вас, но…

— Я приду, разумеется, — ответил с готовностью Варвик, недоумевая, что хочет от него Карди, но ничего не подозревая и потому нисколько не тревожась.

Девантсы так и отплыли, ничего не зная. Рагос проводил их, громко кляня свою "незадачливость", он вынужден остаться в Рио; по возвращении к себе в номер он нашел телеграмму, вызывавшую его немедленно в Пауло, он едет туда этой же ночью автомобилем.

Вернулся к себе он вместе с Перетцем, молодым кубинцем, который играл в покер. Тот только выразительно кивал на каждое замечание Рагоса, который считал нужным распространяться насчет разных деталей.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Варвик; его загорелое лицо блондина было абсолютно бесстрастно, и в светлых голубых глазах нельзя было ничего прочесть.

— На пистолетах, разумеется, — воскликнул молодой Перетц чуть не с ликованием.

— Я не знаток по части дуэлей, — серьезно сказал Варвик. — Сеньор Перетц и я должны, очевидно, гарантировать нашим участием, что игра будет честная. Ручаюсь за это своим честным словом.

Он поклонился и вышел.

Рагос снова оживленно заговорил:

— Остается позаботиться о докторах и обезвредить полицию.

Перетц пришел в сильнейшее возбуждение, черные глаза его горели.

— Я не боюсь никаких неприятных последствий, — говорил Рагос. — Гревилль человек чести. Нельзя не восхищаться им. Как ты находишь?

— О да! Он прекрасный наездник и прекрасный игрок, — с энтузиазмом согласился Перетц.

Он уехал в автомобиле Рагоса, предварительно опрокинув стакан виски. Через час он должен был вернуться обратно.

Верона лежала у себя в спальной, скорчившись на кровати. Из соседней комнаты доносились шаги Карди, спокойный голос Варвика. Потом Варвик ушел, и она слышала, что в ванной открыли кран.

Может быть, Жуан ранит Карди или Карди его — в наши дни никогда дуэли не кончаются трагически.

Как бы там ни было — теперь Карди знает — этого уже не изменить, а раз он знает — он должен дать ей свободу. Она ничего плохого не сделала, совесть ее чиста, Карди должен понять.

Какие мужчины — дети! И как они склонны к мелодраме! Драться! Будто может быть какой-нибудь толк! Казалось бы, война должна была научить их, что…

О! как это все гадко… гадко… все в целом, и страшно… и ей не к кому обратиться.

Рыдания потрясали ее. Карди, уже совсем готовый, услышал их.

Он вошел, остановился в дверях, посмотрел на нее — комочек из кружев и шелка на широкой постели. Отблески света играли в ее волосах, и от этого они казались уже не золотыми, а почти пламенными.

Душа его тоже была охвачена пламенем, которое то замирало, то вспыхивало с новою силой, сжигая все здравые мысли, все сердечные импульсы.

Он посмотрел на Верону, и его охватило страстное желание убить ее, схватить ее рукой за горло и трясти до тех пор, пока она не повиснет, как изломанная игрушка, которая держалась только на проволоке.