В Канахан, например. И у старухи, наверное, есть сбережения — у них всегда бывают сбережения. Пожалуйста, не ной из-за пустяков, Карди! И без того достаточно жарко.
— Не хочешь ли отправиться домой? — предложил Карди.
Верона усмехнулась:
— С тем чтобы очутиться в Вене? Поезжай, милый, раз ты так напуган. Мне будет здесь прекрасно и одной. Есть кому позаботиться обо мне.
— Не сомневаюсь, — вспыхнул Карди, — этот малый… из Южной Америки. Не понимаю, чего ради ты таскаешь за собой этого недоросля?
— О, не поднимай тревоги, — устало уронила Верона. — Рагос всего лишь bon enfant — тип неопасный.
— Рагос буквально без ума от тебя, — мрачно возразил Карди, — я нахожу, что самые его взгляды оскорбляют тебя, я так ему это и сказал бы, если бы мы не собирались уезжать отсюда через день-два.
— Я уезжать и не думаю, — спокойно проговорила Верона, — это лучший отель из тех, где мы останавливались. Риверс здесь, наконец, отделалась от тошноты. Небо, почему — это горничных всегда тошнит, стоит им уехать из Англии? Мне самой здесь чрезвычайно удобно. Кстати сказать, я приказала оставить для нас помещение, которое занимают Девантсы, — они вечером уезжают. Я говорила с управляющим.
Карди стоял, облокотившись о балконную дверь. Он выпрямился.
— Разве тебе не нравятся наши комнаты? — Верона с равнодушным видом оглянулась кругом.
— Довольно сносно. Но у Девантсов — помещение огромное.
— Зато и цена, надо думать, огромная, — сухо заметил Карди.
В данный момент Верону раздражал сам факт существования Карди: она не выносила людей подавленных, дурно настроенных, а Карди был угнетен с той минуты, как получил письмо Тото. Верона редко грешила вульгарностью, но на сей раз позволила себе сказать ровным тоном:
— К счастью, мои средства позволяют мне устраиваться как можно комфортабельнее.
Карди промолчал. Как все чувствительные люда, он был горд, и тем труднее было снести это хладнокровно брошенное Вероной оскорбление, что он сам сложил свою гордость к ее ногам.
Спустя некоторое время он сказал очень тихо:
— В данный момент я лишен возможности взять более дорогое помещение, поэтому прошу тебя временно отказаться от этой мысли.
— О, Карди, не будь же скучным! — резко бросила Верона. — Не придирайся из-за ерунды. Ты ведь прекрасно знал и знаешь, что у меня есть собственные средства, — что ты можешь возразить, раз я хочу пользоваться ими?
— Я и не возражаю, — сказал Карди хрипло. — Я не хочу лишь, чтобы ты захватывала мои владения. Можешь тратить свои средства, сделай одолжение, на себя лично. Но расходы на жизнь я предпочитаю, если позволишь, покрыть сам. Я не замедлил бы, конечно, взять комнаты, которые тебе нравятся, но я только что перевел Тото большую часть своей наличности и несколько стеснен теперь. Вот и все.
— О, все равно, — уступила несколько недружелюбно Верона и взялась за роман.
Карди ходил по комнате с самым несчастным видом, останавливался то в одном, то в другом углу, брал что-нибудь на туалете, ставил опять на место. Верона подняла глаза от книги. Ее раздражение вылилось в форму учтивых, но утонченно задевающих замечаний.
— Этот белый костюм сидит неважно.
— Морщит, должно быть, после чистки.
— И подстричься не мешало бы.
— Да, кажется.
— Ну, так ступай подстригись.
Он не спеша пошел к дверям, закуривая на ходу папиросу.
— Карди, переоденься. |