Он крепко прижал ее к себе, торопливо заверяя:

— Я вернусь при первой возможности.

Он сговорился с шофером, который должен был отвезти Тото домой, и они рука об руку вошли в помещение огромного вокзала. Локомотив экспресса шумно пыхтел, на платформе толпился народ, прошла с пением и музыкой кучка молодых людей — студентов-чехословаков, в каракулевых шапках, сдвинутых на затылок, с розетками из лент в петлицах пальто.

Тото вдруг задрожала, почувствовав себя чужой, затерянной, и отчаянно вцепилась в руку Ника:

— Я не в силах расстаться с тобой, дорогой.

И раньше уже — раза два — сердце его сжималось тревогой за нее, когда он видел, как глубоко и остро она все переживает; пустяки поднимали целую бурю — то он не успел заехать за ней, как обещал, то Скуик стало хуже, — помнится, это омрачило даже радость свидания в тот день.

Ник крепко обнял ее.

— Крошка моя любимая! Будь мужественна. А то мне очень тяжело уезжать. Позволь мне усадить тебя в такси. Не могу примириться с тем, что ты останешься тут, на платформе, одна.

Но Тото не хотела уходить.

— Хочется побыть с тобой до последней минуты. Любименький, ты, наверное, захватил все, что нужно? Бутылку с горячей водой?

— Никогда в жизни не брал с собой, бэби!

Он засмеялся, стараясь рассмешить Тото, но широко раскрытые зеленые глаза темнели и не улыбались.

— Не знаю… у меня такое чувство… будто "кто-то прошел по моей могиле", как говорила моя старая няня. Ник, тебе не приходило в голову хоть разочек за те дивные часы, что мы провели вместе… не приходило в голову на одну секундочку, что умри мы — ты и, я, — никто бы не мог помешать нам любить.

Темпест решительно повернулся к ней и сказал очень ровным голосом:

— Послушай, голубка, это не годится! Что за мрачные мысли! Ты просто устала. Я усажу тебя в такси, и ты покатишь прямо домой, а там — бутылка с горячей водой, допустим, и — это приказание! — успокаивающее лекарство, которое Уэбб должен прописать тебе завтра. Обещаешь?

— Обещаю, — ответила Тото.

Ник усадил ее в автомобиль и стал целовать, прощаясь.

С вокзала доносились к ним голоса студентов, которые пели какую-то народную песню, проникнутую тоской изгнания.

Слезы закапали на губы Ника.

Он отшатнулся.

— Тото, Бога ради, не плачь.

У него вдруг явилось безумное желание сказать:

"Поедем со мной" — и, будто угадав его мысли, Тото зашептала:

— Возьми меня с собой! О, возьми меня с собой! — Громко прозвучал колокол.

— Мне надо бежать, радость моя, — заторопился Ник. — Не отпускай меня со слезами. — Улыбнись своей милой улыбочкой. Прощай, крошка моя, достань же лекарство.

— Адрес, твой адрес!.. — крикнула Тото, но он уже скрылся в дверях вокзала.

Такси затрясся в холодной ночи, свинцовая тяжесть легла на душу Тото. Она дала шоферу баснословную сумму, обещанную Ником, и устало взобралась по лестнице: лифт испортился — это переполнило чашу.

В холле было темно; в квартирке царило глубокое молчание.

Она двигалась бесшумно; если Скуик устала, она не станет будить ее, хоть ей и нужно утешение.

Но из-за двери в кухню, чуть приоткрытой, пробивался свет.

Скуик сидела спиной к дверям, в качалке; Тото сразу заметила, что огонь потух, и сказала, стараясь казаться веселой:

— Скуик, дорогая, зачем же ты упустила огонь, это нехорошо, это…

Она замолчала. Какая-то страшная тишина царила в маленькой душной комнате с ее арсеналом пестро расцвеченной глиняной и фаянсовой посуды и крытым клеенкой столом, над которым Тото так часто подтрунивала.