Теперь предстояло так пробраться в дом, чтобы никто не увидел меня.

Франкино очень медлительный, и уж если начал мести двор, то конца этому не будет.

Укрывшись на другой стороне улицы за грузовиком, я достал мобильник и набрал номер.

Телефон в полуподвале зазвонил. Мартышка долго прислушивался, наконец оставил метлу, вразвалку направился к двери и скрылся на лестнице.

Я схватил лыжи и ботинки и пересек улицу. Едва не попал под «форд», и тот принялся сигналить. За ним тормознули другие машины, и их водители осыпали меня бранью.

Стиснув зубы, едва не уронив лыжи и рюкзак, резавший плечо, я выключил мобильник и проскользнул в ворота. Миновал заросший мхом фонтан, где жили красные рыбки, и английскую лужайку с мраморными скамьями, на которых невозможно сидеть. Мамина машина стояла у подъезда, возле пальмы, которую мама лечила от красного долгоносика — пальмового вредителя.

Моля Бога, чтобы не встретился кто-нибудь из соседей, я вошел в подъезд, пробежал по красной ковровой дорожке, миновал лифт и бросился вниз по лестнице в подвал.

Внизу остановился, с трудом переводя дыхание. Нащупал на стене выключатель. Две длинные неоновые лампы тускло осветили узкий коридор без окон. По одной его стороне тянулись водопроводные трубы, по другой — запертые двери. У третьей двери я достал из кармана длинный ключ и вставил его в замочную скважину.

Дверь открылась в большую прямоугольную комнату. Два небольших запыленных окошка под потолком слабо освещали накрытую чехлами мебель, огромные коробки с книгами, посудой, одеждой, неточенные жучком оконные рамы, деревянные столы и двери, раковины с известковым налетом и пирамиды стоящих друг на друге плетеных стульев. Повсюду груды старого барахла, диван с обивкой в синих цветах. Гора замшелых шерстяных матрасов. Собрание каких-то подшивок, изъеденных молью. Старые пластинки. Лампы с погнутыми абажурами. Изголовье кровати из кованого железа. Свернутые в трубку ковры. Огромный керамический бульдог с отколотой лапой.

В подвале была свалена в кучу обстановка квартиры пятидесятых годов прошлого века.

У другой стены стояла кровать. Рядом на низком столике аккуратно выстроились десять консервных банок с говядиной, двадцать с тунцом, три упаковки хлеба для сэндвичей, шесть баночек оливкового масла, двенадцать бутылок минеральной воды, фруктовые соки и кока-кола, банка «Нутеллы», два тюбика майонеза, печенье, кексы и две плитки молочного шоколада. На ящике — небольшой телевизор, игровая приставка, три романа Стивена Кинга и несколько комиксов «Марвел».

Я запер дверь.

Вот тут я и проведу мою «лыжную неделю» в горах.

2

Говорить я начал только в три года и болтливостью никогда не отличался. Если со мной заговаривал незнакомый человек, я отвечал только «да», «нет», «не знаю». А если он настаивал, отвечал то, что ему хотелось услышать.

Стоит ли повторять слова, уже сказанные про себя?

— Лоренцо, ты похож на кактус, растешь себе тихонько, никого не беспокоя, тебе достаточно капли воды и немного света, — вздыхала моя старая няня из Казерты.

Родители иногда приводили в дом девочек моего возраста, чтобы я играл с ними. Но я предпочитал играть один. Запирал дверь и представлял себе, будто моя комната — куб, летающий в безлюдном пространстве.

Проблемы начались в начальной школе.

Я мало что помню о том времени. Имена учительниц, олеандры во дворе, серебристую упаковку с горячими макаронами в столовой.

И других.

Другие — это все остальные, кроме мамы, папы и бабушки Лауры.

Если другие не оставляли меня в покое, если слишком наседали, кровь вскипала во мне, захлестывая желудок и переполняя все существо до самых кончиков пальцев, и тогда я сжимал кулаки и реагировал.