– Ты сегодня что делаешь?

Джеко медленно расплылся в улыбке:

– Мы идем на вечеринку?

– Я обещал Карин, что я его достану. Так почему не сделать это в вечер, когда он меньше всего этого ожидает?

– Хочешь, позову ребят?

Джеко имел в виду Вуди, Шона и Марка – друзей, с которыми они вместе учились в школе и долгие годы дрались бок о бок на детских площадках и в подростковых войнах за территорию. Они по-прежнему часто встречались, играли на бильярде, пили пиво, но у всех теперь была своя жизнь. Вуди женился, и его жена ждала ребенка. Шон с Марком устроились подручными строителей. В ночь, когда Карин вернулась из полицейского участка и Джеко позвонил им, они ни секунды не думали, что ответить. Гнев, что обуял их в ту ночь, все еще был свеж в памяти, но просить их о том же снова… это было бы неправильно. В конце концов, Карин – его сестра, и это его война.

– Если нас будет много, нас заметят.

Джеко кивнул. Майки знал, что тот сейчас обдумывает основные детали плана, тактику грамотного проникновения на вражескую территорию. В их школьных битвах Джеко всегда был лучшим стратегом. Не зря, видать, часами играл в компьютерные игры.

На пороге появилась Сью и показала на часы.

– Там будет полно народу, – пробурчал Джеко, когда они вслед за ней вернулись в бар. – Но темнота сыграет нам на руку.

Он приоткрыл дверь кухни. Деке, как обычно, слушал кантри-канал по радио: все песни там были о разводе, разбитом сердце и пасторах. Он помахал им картофелечисткой:

– Вот они, мои ребята! Джеко склонился к Майки:

– Хочешь, я сяду за руль?

– Так ты со мной?

– Конечно, с тобой, дружище. Я для тебя что хочешь сделаю.

Майки улыбнулся. Впервые за много дней хоть что-то у него складывалось.

Четыре

Элли Паркер сидела на ступеньках в патио и махала руками, как антеннами, на солнце. Было странно, потому что весь сад при этом как будто затих. Она затаила дыхание – не хотела портить такую красоту. На секунду ей показалось, будто ей подчиняется вся Вселенная. Потом женщина из ресторана протопала мимо с коробками в руках, а ее мать со своей папкой подошла и проговорила:

– Слава богу, дождь кончился.

Элли сорвала лавровый лист с дерева, разломила его пополам, понюхала и разорвала на маленькие кусочки. Ошметки листка с острыми краями рассыпались по крыльцу. Она сорвала еще и еще один, сминая и терзая зеленые листья в руках.

Мать села рядом и склонилась к ней:

– Ты не переживай, милая. С братом все в порядке, он уже в машине – едет домой.

– Что, если в полиции передумают?

– Это же судебное решение. Его принимают раз и навсегда.

– Но что, если у них вдруг появятся новые сведения? Мать покачала головой и уверенно улыбнулась:

– Папа все держит под контролем, прорвемся, говорю тебе. Увидишь.

Как Элли ни хотелось ей верить, порой она закрывала глаза и вспоминала то, что не давало ей покоя. Видела, как Тома уводят на допрос – бледного, испуганного. Фургон с надписью «СУДМЕДЭКСПЕРТИЗА», припаркованный на дорожке, и следователей в черных костюмах, выходящих из дома с ноутбуком Тома, его постельным бельем и одеялом, упакованными в целлофановые мешки. Ребят в машине, которые наблюдали за происходящим с улицы, и ясно было, что к утру новость разнесется по всему городу. Копа, навесившего замок на дверь комнаты Тома и опутавшего ее полицейской лен -той. «Не трогайте, пожалуйста, комната теперь – место преступления», – сказал он. А отец ответил: «Что, даже в собственном доме у нас теперь будут запреты?» Мать сидела на лестнице и плакала, глотая слезы.