— Нет, со мной все в порядке.

Теперь, когда он был рядом, хмуро поглядывая на нее, явно раздраженный тем, что его от чего-то оторвали, она начинала сожалеть о своем порыве. Не надо было его звать, к тому же…

— Ничего, — сказала Шарон, отворачиваясь. — Я только хотела спросить, ты все еще собираешься поехать сегодня в город?

— Да. Нам нужен бензин, продукты и…

Он замолк, потому что Шарон вдруг коротко вздохнула в испуге. С озабоченным видом он ласково обнял ее за плечи.

— Шарон, если ты плохо себя чувствуешь…

— Нет, это не то, — пролепетала она со счастливым румянцем. — Это малыш, он шевелится, — Шарон затаила дыхание. — Потрогай. — Она вдруг взяла его руку и положила ее себе на живот.

Ощутив какое-то внутреннее сопротивление Роберта, она немедленно отпрянула от него, отдернув пальцы от его руки, словно прикосновение обожгло ее. Глаза Шарон наполнились слезами, которые она не могла сдержать, стараясь отодвинуться от него. Но Роберт не позволил ей и, несмотря на первую невольную реакцию, теперь уже сам приложил свою теплую и твердую ладонь к ее животу. Почему-то это прикосновение принесло ей покой и уверенность.

Ребенок, должно быть, тоже это чувствует, смутно подумала она, потому что тот вдруг зашевелился сильнее. Шарон, полная материнской гордости, громко засмеялась, увидев в глазах Роберта смесь недоверия и благоговения.

Какая-то тень пробежала по его лицу. Роберт казался теперь иным, более чистосердечным, ранимым. Он слегка опустил голову, рассматривая свою руку, лежащую на ее животе. У Шарон вдруг появилось странное желание обнять его.

Ей нужна была твердая, нерушимая опора, ведь прежний мир необратимо разрушен. И спасение от страха и одиночества она могла найти только под крылышком Роберта.

— Похоже, она вся в тебя. Ее присутствие становится заметно, — сказал Роберт, убрав руку и отступая в сторону. Хотя голос его звучал спокойно, Шарон видела, как он тронут тем, что только что пережил.

— Она? Так ты хочешь девочку?

— Да, — без всякого смущения признался Роберт. Голос его снова обрел обычную властность. — По крайней мере, таким образом… — задумчиво добавил он, покачав головой и не закончив фразу.

Шарон удивилась, что он хочет дочь. Она полагала, что мужчины вроде Роберта помешаны на сыновьях. Удивительно, насколько вообще обманчивы сложившиеся у нее за десятилетия представления о язвительном, крутом кузене. Но она начинала узнавать своего мужа…

Да, узнавала… Она поняла это в тот же день, лежа в шезлонге в саду, ожидая, когда Роберт вернется из города. Невольное уединение продолжалось всего около часа, но за это время Шарон суждено было обнаружить новые черты не только в характере мужа, но и… в собственной душе.

Странное состояние испытала она утром. Эта опаляющая вспышка откровенного желания, когда она увидела его в дверях спальни, этот прилив необычайной нежности, от которого сердце так забилось, когда он протянул руку, чтобы прикоснуться к будущему ребенку…

Она отчаянно пыталась совладать с этим настроением, отодвинуть прочь, сравнивая его с той любовью, которую питала к Фрэнку. Но почему-то ей удавалось вызвать в себе не более чем бледное эхо того чувства, что долгие годы преобладало в ее жизни.

Даже образ Фрэнка ей приходилось восстанавливать в памяти с усилием, а когда она все же представила себе, как он смотрит на нее, перед ней возник всего лишь двоюродный брат, а не сказочный принц, романтический рыцарь, ее единственный возлюбленный… Все кануло куда-то.