Когда я закончила, он всё так же молча подхватил меня на руки и бросил на кровать, и любил меня так же нежно и страстно, как той ночью в замке моего отца, одиннадцать лет назад. И это сказало мне больше любых слов.

Уже начало светать, когда силы его всё же иссякли; тогда он обнял меня, положив голову мне на грудь, а я стала перебирать его волосы, рыжие, как огонь, с редкими седыми прядями — белыми, как снег за моим окном.

Мой лорд долго молчал.

А потом заговорил:

— Мои братья по Ордену говорят, что я должен взять себе другую жену. Ту, что сможет родить мне преемника. Как делали мои предки, когда жёны не могли родить им ведуна.

Я не ответила.

— А другие говорят, что такова воля богов, — продолжил мой лорд. — Что довольно наш род стоял во главе Ордена, и теперь мне должно назначить преемником кого-то из братьев.

Я вновь не ответила — лишь продолжила перебирать его рыжие кудри.

— Я не хочу расставаться с тобой, любовь моя, — молвил мой лорд. — И я не хочу, чтобы преемник иной крови загубил дело моих предков. Так я и сказал им. И тогда Экзекутор предложил использовать Железную Деву.

Я вздрогнула и опустила руку — а мой лорд продолжал говорить.

Я знала о железной деве, усеянной изнутри острыми шипами — об орудии пыток. Но прадед моего лорда сотворил особую Железную Деву — из дерева, металла и ведовства. В этой Деве не было шипов: прадед моего лорда хотел, чтобы она стала наказанием для тех, кто нарушил законы Ордена. Он хотел, чтобы она лишала отступника милости богов, превращая из ведуна в обычного смертного.

Но этого у него не вышло.

Дева не лишала милости богов — она меняла дар с одного на другой. Тёмное сердце становилось белым, белое — тёмным.

Деву признали бесполезной. Никто в здравом уме не хотел менять дар, а отступников проще было казнить: один из тех двоих, кого во время испытаний заперли в Деве, лишился ума, а неуправляемый ведун мог натворить тех ещё дел.

Деву не уничтожили, но оставили в подвалах храма и забыли там на много, много зим.

И вот теперь Экзекутор предложил ей воспользоваться.

Я пробовала возразить. Боги видят, пробовала.

«А если он обезумеет?» — спрашивала я.

— Боги охранят его, — отвечал мой лорд.

«Разве ты можешь так мучить нашего сына?» — спрашивала я.

— Он забудет то, что было с ним в Деве, — отвечал мой лорд.

«Неужели нет иного выхода?» — спрашивала я…

— Нет. Иного выхода нет, — отвечал мой лорд.

И эти слова его вновь прозвучали приговором.

Когда я забылась тревожным сном, мне приснился мой сын: он плакал и выкрикивал моё имя, пока Экзекутор закрывал его в Деве — а даже когда его заперли, изнутри барабанил кулачками по крышке, а вокруг стояли бесстрастные люди в плащах цвета сумерек, и мой сын кричал, кричал, кричал; и доселе спрятанные шипы выдвинулись, пронзая его тело, омываясь кровью, заставляя захлёбываться булькающим криком…

Я проснулась в холодной, мокрой, липкой от пота сорочке. Моего лорда не было рядом, и я кинулась искать его.

Я хотела сказать, что согласна на монастырь, на изгнание, на смерть — что угодно, лишь бы моего сына, моего любимого маленького третьего оставили в покое. И пусть мой лорд будет его презирать, не беда: он вступит в Пресветлый Орден и навсегда покинет отчий дом. Будет исцелять людей и избавлять от мук тех, кому уже не помочь. Он спасёт множество жизней, а потом найдёт себе жену, похожую на королевну из наших любимых песен, и проживёт долгую счастливую жизнь. Такую, к которой зовёт его белое сердце.