Евгения Сафонова. Тёмное сердце
Я хотела бы, чтобы память моя была глиняной чашей. Я хотела бы разбить её на кусочки и склеить заново, выкинув те осколки, что режут острыми кромками, снова и снова причиняя боль. Я хотела бы забыть Железную Деву в храме Сумеречного, но не могу. Три сына было у меня. Три прелестных мальчика, чьи улыбки грели меня, точно солнце. Теперь их только двое. Потому что я не знаю, чем стал третий.
Я родилась младшей дочерью барона, четвёртой по счету. Боги не одарили меня ни крепким телом, ни особой красотой, и мать говорила, что мне не стоит рассчитывать на хорошего мужа. Мой лорд увидел меня, когда минула моя семнадцатая весна. Он был в землях моего отца проездом, но снежная буря вынудила его проситься на ночлег. Я увидела его в зале нашего замка: он сидел на помосте рядом с отцом, и волосы его показались мне ярче огня в камине, а кожа — золотистее спелой пшеницы. Отец представил ему своих дочерей — тех трёх, что ещё сидели в девках — и он оглядел всех нас; но глаза его, цвета лета и росистой травы, задержались лишь на мне, и в этот миг в бороде его мелькнула улыбка. Он пришел ко мне той же ночью и взял всё, что я могла ему дать. Он мог оставить меня с бастардом в животе, и мой отец не посмел бы перечить, ведь мой лорд был племянником самого короля; но он сказал отцу, что вернётся за мной на обратном пути. Так и случилось. Когда он привёз меня в свой родовой замок, я стала его женой.
Я помню те славные дни. Золотые дни, серебряные ночи — и молитвы богам: Пресветлому, чтобы даровал здорового наследника, и Сумеречному — чтобы одарил дитя особой милостью. Мой лорд был не только племянником самого короля: он был ведуном, Владыкой Сумеречного Ордена. Когда-то огнём, мечом и силой слова он очищал королевство от кровожадных порождений ночи; теперь же он отдавал распоряжения о том же сотням рыцарей по всей стране. И ему нужен был не только тот, кто наследует его земли — ему нужен был тот, кому он сможет передать свои знания и своё дело. Моему лорду нужен был не просто сын, но ведун. И не белый — один из тех, кто служит Пресветлому, кто исцеляет людей и облегчает страдания тех, кого нельзя излечить — но тёмный. Это и стало моей бедой.
Наш первый сын родился здоровым и сильным — но дара в нём не было. Мой лорд не опечалился: он говорил, что к лучшему, если наследнику его земель не придётся заботиться о делах Ордена. Роды прошли легко, и моё чрево обещало выносить ещё не одного ребёнка. Наш второй сын родился крикливым и крепким — но дара в нём не было. Мой лорд нахмурился, но сказал, что не опечален: мальчик будет надёжной опорой старшему брату и заменит его, если богам угодно будет забрать наследника раньше срока. Наш третий сын родился слабым и тихим. Едва он захныкал, как мой лорд выхватил его из рук повитухи и впился жадным взглядом в сморщенное личико, на котором ещё были следы моей крови — и в бороде моего мужа мелькнула улыбка, которую я так любила. Он мог не объяснять, что означает эта улыбка — я поняла сама.
Я мучилась с моим маленьким третьим целые сутки, и после родов повитуха сказала мне, что никогда больше я не смогу порадовать моего лорда криком его ребёнка. Но я уже произвела на свет трёх сыновей, и это было неважно. Тогда было неважно.
Я любила всех своих детей. И старшего, истинного наследника — не по годам серьёзного, успешного и ответственного во всех своих начинаниях; и среднего, весёлого озорника, любящего смех и безобидные шалости. Но третьего, что дался мне тяжелее всех, я любила особенно. Он больше других нуждался в моей защите и ласке. Его братья не хотели считаться с чужой слабостью. Они любили драться между собой — не потому, что ненавидели друг друга, а развлечения ради. |
