Дезидерий отнекивался, божился, что это невозможно, но после того как Мадленка напомнила ему, как он заставил ее таскать вещи за благородными шляхтичами, когда она изображала еще Михала Краковского, сдался и объявил, что посмотрит, что можно сделать.

И все уладилось. Стража — все знакомые люди, неравнодушные к тому же к звонкой монете. Мадленку пропустили и предупредили, что у нее есть время только до следующего удара часов.

С бьющимся сердцем Мадленка толкнула дверь и вошла. Покои освещались одной лампадой, которая едва теплилась и отбрасывала на стены и потолок фантастические тени. Мадленка огляделась в поисках Боэмунда и обнаружила, что он спит.

Рыцарь ровно дышал, вытянувшись поверх одеяла на спине и закинув одну руку выше головы. Мадленка ощутила легкий укол — не разочарования, нет, но чего-то похожего на него, терпкого и нестерпимого. На что это похоже, в конце концов: она пришла к нему — а он развалился и спит как ни в чем не бывало. Разбудить его? Или не трогать? Мадленка протянула руку, намереваясь осторожно потрясти крестоносца за плечо, но отдернула ее. Что она может ему сказать, в конце концов? «Я люблю тебя, не умирай»? Как это глупо.

Мадленка поглядела на Боэмунда и едва не закричала: чуть-чуть повернув голову в ее сторону, он спокойно наблюдал за нею из-под черных ресниц. Она видела, как блестят его глаза. Мадленка попятилась, задом больно ударилась о какой-то острый угол (стол? сундук?), икнула и села на него. Боэмунд устало прикрыл глаза ладонью.

— Я знал, что ты придешь, — сказал он просто. -Зачем ты пришла?

В голове у Мадленки царил полнейший хаос. Помимо всего прочего, она вдруг с опозданием сообразила, что не очень прилично молодой девушке являться среди ночи к мужчине просто для того, чтобы проведать его; но, несмотря на это, она храбро попыталась собраться с мыслями.

— Я хотела тебя видеть, — почти беззвучно сказала она. И повторила: — Мне нужно было тебя видеть.

— Зачем? — безразлично спросил рыцарь. Мадленка закусила губу.

— Я боялась за тебя. Я думала, они что-то сделали с тобой.

Боэмунд зевнул и прикрыл рот тыльной стороной руки.

— Не стоило.

В свете лампы он показался ей изможденным, постаревшим, почти чужим. Под глазами у него лежали синие круги.

— Я видела Киприана, — сказала Мадленка, чтобы хоть что-то сказать.

Наступило молчание.

— Скажи, я могу хоть что-то сделать для тебя?

— Ничего, — сказал Боэмунд, глядя на пламя в лампаде.

Мадленка поежилась. Она чувствовала себя так, словно между ними была стена; и стена эта росла прямо на глазах.

— Август мне рассказал о том, что будет. Ты убьешь его?

— Нет. Зачем?

— Тогда он убьет тебя, — тихо сказала Мадленка. Боэмунд снова зевнул.

— Я не намерен ему в этом мешать, — процедил он сквозь зубы.

— Я не понимаю, — сказала Мадленка, судорожно стискивая пальцы. — Значит, так ты решил шагнуть навстречу смерти, раз она сама не приходит за тобой? Но ведь Август, он же… он же… Это смешно, — беспомощно закончила она. — Помнишь, ты сказал однажды: я — вассал господа. Но ведь ты предаешь его. Чем это лучше самоубийства?

— Это он предал меня, — угрюмо отозвался Боэмунд, и Мадленка почувствовала, что ее слова задели его за живое.