Но никогда Стиккс не видел у нее такого счастливого лица.
Спальня была наполнена придворными. У постели стоял царь, его отец, вместе с первыми лицами государства. Окна были распахнуты, и с моря доносился легкий прохладный ветерок.
— Еще один чудесный мальчик! — радостно объявила повитуха, заворачивая новорожденного в одеяльце.
Послышался радостный шум, смех, поздравления.
— Клянусь нежными руками Аполлими, Аара, ты сделала меня счастливейшим из людей! — воскликнул отец. — Два будущих царя для двух наших островов — разве это не прекрасно?
Тихо смеясь, мать наблюдала, как повитуха обмывает ее первенца.
В этот миг Стиккс понял страшную правду, темную тайну, скрытую от него отцом при жизни.
Он не был первенцем. Первым появился на свет Ашерон.
Переместившись в сознание младенца-Ашерона, Стиккс жмурился от яркого света и пытался вдохнуть. Наконец ему это удалось, он открыл глаза... и услышал вокруг себя тревожные восклицания.
— Помилуй, Зевс! Государь, государыня! Этот ребенок родился уродом!
Мать подняла голову, с тревогой посмотрев на него:
— Что с ним?
Повитуха отдала младенца матери, уже поднесшей второго сына к груди.
Ребенок испуганно хныкал. Он чувствовал вокруг себя тревогу и страх, но не понимал, что происходит. Беспомощный и растерянный, он потянулся к брату, с которым все эти месяцы делил материнское чрево. Пока брат рядом — все хорошо...
Но мать не позволила ему обнять брата — наоборот, отодвинула его подальше.
— Не может быть! — со слезами в голосе воскликнула она. — Он слепой!
— Нет, государыня, он не слепой. — Из толпы вышла престарелая жрица в белых одеяниях, богато расшитых золотом, с золотым венцом на редеющих седых волосах. — Он послан вам богами.
— Что это значит? — гневно воскликнул царь. — Ты была мне неверна? — обвинил он Аару.
— Клянусь, никогда!
— Тогда что произошло? Ведь все мы видели, что это дитя вышло из твоего лона!
Все, кто был в спальне, устремили взгляды на жрицу, а она неотрывно смотрела на крохотного младенца, горько плачущего, ждущего, чтобы кто-нибудь взял его на руки, обогрел и приласкал. Он жаждал утешения и любви.
— Это дитя станет Разрушителем. — Ее звучный голос прогремел под сводами спальни, как колокол. — Многие встретят смерть от его руки. Даже боги не смогут избежать его гнева.
— Тогда убьем его! — и царь кивнул стражнику.
Страж выхватил меч, но жрица остановила его повелительным жестом руки.
— Нет! Убив это дитя, государь, ты покончишь и со своим вторым сыном. Их жизненные силы сплетены воедино. Такова воля богов: ты должен принять его в свой дом и вырастить его.
А младенец продолжал горько плакать, не понимая, что происходит: чего так испугались все вокруг, почему никто не возьмет его на руки и не поднесет к теплой материнской груди.
— Я не стану растить чудовище! — воскликнул царь.
— У тебя нет выбора. — Жрица взяла младенца и протянула его царице. — Государыня, этот ребенок — плоть от твоей плоти. Он твой сын.
Ребенок завопил еще громче и потянулся к матери. Но царица, содрогнувшись, отпрянула и еще крепче прижала к себе второго сына.
— Я не стану кормить<style name="a"> это грудью. Я к<style name="a"> этому близко не подойду! Унесите его прочь с моих глаз!
Жрица протянула младенца отцу.
— А ты, государь? Признаешь ли это дитя? Дашь ли ему имя?
— Никогда. Это не мой сын.
С глубоким вздохом жрица подняла ребенка и показала его всем собравшимся. Она держала младенца, как куклу, — холодно и бездушно, и не было в ее прикосновении ни сострадания, ни любви. |